Плаха главные герои. Характеристики главных героев произведения Плаха, Айтматов. Их образы и описание. Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

Плаха главные герои. Характеристики главных героев произведения Плаха, Айтматов. Их образы и описание. Другие пересказы и отзывы для читательского дневника
Плаха главные герои. Характеристики главных героев произведения Плаха, Айтматов. Их образы и описание. Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

Плаха (роман)

Плаха
Жанр :
Язык оригинала:
Оформление:

Твердый переплет, цвет вишнёвый

Издательство:
Выпуск:
Страниц:
Носитель:
Запрос Плаха перенаправляется сюда. На эту тему нужна отдельная статья.

Давая оценку этому поступку, Ч. Айтматов пишет о том, что сами мысли и есть форма развития, единственный путь к существованию таких идей .

После ухода из семинарии Авдий устраивается работать в издательство и для написания статьи едет в Моюнкумскую пустыню, чтобы описать развитую там наркоторговлю. Уже в пути он знакомится со своими «попутчиками» - Петрухой и Ленькой. Долго разговаривая с ними, Авдий Каллистратов приходит к выводу, что не эти люди виноваты в том, что нарушают правила, а система:

И чем больше вникал он в эти печальные истории, тем больше убеждался, что все это напоминало некое подводное течение при обманчивом спокойствии поверхности житейского моря и что, помимо частных и личных причин, порождающих склонность к пороку, существуют общественные причины, допускающие возможность возникновения этого рода болезней молодежи. Причины эти на первый взгляд было трудно уловить - они напоминали сообщающиеся кровеносные сосуды, которые разносят болезнь по всему организму. Сколько ни вдавайся в эти причины на личном уровне, толку от этого мало, если не вовсе никакого .

Прибыв на поле для сбора конопли, Авдий встречается с волчицей Акбарой, образ которой является связующей нитью всего романа. Несмотря на возможность убить человека, Акбара не делает этого. После встречи с Гришаном, в вагоне поезда, Авдий призывает всех покаяться и выбросить мешки с наркотиками, но его избивают и выкидывают из поезда. Случайно встретив бывших «товарищей» арестованных за провоз наркотиков, он пытается помочь им, но они не признают его за своего. Затем Авдий возвращается в Москву и только по приглашению Инги Фёдоровны снова возвращается в Моюнкумскую пустынь, где принимает предложение Обер-Кандалова «поохотиться».

Последние часы Авдия мучительны - не стерпев убийства множества животных «для плана», он пытается помешать бойне, и пьяные наниматели распинают его на саксауле. Последними словами Авдия, обращёнными к Акбаре, будут: «Ты пришла…» .

Часть третья

Третья часть описывает жизнь Бостона, живущего в трудный период перехода социалистической собственности в частную. Повествование начинается с того, как местный пьяница крадёт детёнышей волчицы Акбары и, несмотря на все уговоры, продаёт их за выпивку. В этом повествовании рассказывается о несправедливости, которая царила в то время в этих местах. Тяжёлые отношения складываются у Бостона с местным парторгом. Трагически оканчивается судьба Бостона - он случайно убивает собственного сына .

Литература

  • Ч. Айтматов. Плаха. СПб.: Азбука-классика 2004

Ссылки

  • Чингиз Айтматов. Плаха. Конец мира от человеческого зла
  • Открытый урок в 11-м классе по роману Чингиза Айтматова «Плаха»
  • "Плаха" - мюзикл-притча А.Кулыгина Московский государственный музыкальный театр под руководством Геннадия Чихачёва . Режиссёр-постановщик - засл. деятель искусств России, засл. артист России Геннадий Чихачёв. Авдий - Константин Скрипалев, Акбара - лауреат международного конкурса Елена Соколова , Бромберг - Людмила Полянская

Примечания


Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Плаха (роман)" в других словарях:

    Обложка одного из первых изданий книги Автор: Чингиз Айтматов Жанр: Роман Язык оригинала: Русский Оформление: Твердый переплет, цвет вишнёвый Издательство: Молодая гвардия … Википедия

    Годы в литературе XX века. 1986 год в литературе. 1896 1897 1898 1899 1900 ← XIX век 1901 1902 1903 1904 1905 1906 1907 1908 1909 1910 1911 1912 1913 1914 1915 1916 1917 … Википедия

    В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Айтматов. Чингиз Айтматов Чыңгыз Айтматов … Википедия

    Испанская литература возникла с становлением испанского языка в XII в. Во времена римлян и вестготов в Испании писали на латыни. История испанской литературы разделяется на четыре крупные периода: период зарождения, когда талантливые… … Википедия

    - (Espana) официальное название Испанское Государство (Estado Espanol). I. Общие сведения И. государство на крайнем Ю. З. Европы. Занимает 5/6 Пиренейского полуострова, Балеарские и Питиусские острова в… … Большая советская энциклопедия

    Возникла с становлением испанского языка в XII в. Во времена римлян и вестготов в Испании писали на латыни. История испанской литературы разделяется на четыре крупные периода: период зарождения, когда талантливые писатели пробуют свои силы… … Википедия

Роман «Плаха» Айтматова впервые был опубликован в 1986 году в журнале «Новый мир». Включает в себя три сюжетные линии, которые тесно переплетаются друг с другом. По сути, это книга-предупреждение, в которой затронуты нравственные проблемы современности.

Для читательского дневника и лучшей подготовки к уроку литературы рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Плаха» по главам. Проверить знания можно при помощи теста на нашем сайте.

Главные герои

Авдий Каллистратов – молодой журналист, в прошлом семинарист, ищущий свой духовный путь развития.

Гришан – главарь банды, в котором Авдий видит олицетворение вселенского зла.

Бостон Уркунчиев – честный, порядочный мужчина средних лет, крепкий хозяин.

Базарбай Нойгутов – тунеядец и пьяниц, который отчаянно завидует Бостону.

Другие персонажи

Петруха и Ленька – сообщники Авдия, наркоперевозчики, молодые неблагополучные парни.

Обер-Кандалов – руководитель группы охотников на сайгаков, жестокий, беспринципный человек.

Инга Федоровна – молодая женщина, научный сотрудник, единственная любовь Авдия.

Часть первая

Глава I

В Моюнкумском заповеднике совсем недавно поселилась семейная пара молодых и сильных волков: волчица Акбара и волк « Ташчайнар – Камнедробитель, – прозванный так окрестными чабанами за сокрушительные челюсти ». Акбара впервые готовилась стать матерью и уже испытывала « потребность приласкать, пригреть будущих сосунков ».

В этой паре волчица « была головой, была умом, ей принадлежало право зачинать охоту », в то время как Ташчайнар был решительной и неукротимой силой, исполнявшей волю самки.

Волки чувствовали себя спокойно и уверенно на территории заповедника, и « самая страшная из всех возможных опасностей » была для них встреча с людьми.

Глава II

В « первое совместное лето синеглазой Акбары и Ташчайнара » они уже заявили о себе как о самой сильной и выносливой волчьей паре. Они считались самыми « неутомимыми загонщиками сайгаков в облавах », и ничто не мешало им безраздельно править « в Моюнкумских степях ». В то время люди крайне редко бывали в тех краях, и волки еще ни разу « не сталкивались с человеком лицом к лицу ».

Но самое главное, Акбара и Ташчайнар этим летом « уже имели своих тунгучей-первенцев, троих щенят из выводка ». С каждым днем малыши становились более сильными и непоседливыми, и « все чаще увязывались они следом за родителями в малые и большие вылазки ».

Однажды одна из таких вылазок чуть было не окончилась для всего семейства большой бедой. В то утро волчица « повела свой выводок на дальнюю окраину Моюнкумской саванны », где росла дурман-трава с привораживающим, тягучим запахом. Его вдыхание вызывало необычайную легкость во всем теле, а после – клонило ко сну.

Захмелевшие от дурман-травы волки не заметили, как неподалеку от них оказался человек. Он затеял игру с доверчивыми волчатами, но в этот момент выскочила их мать, которая « в мгновение оценила опасность положения ». Она кинулась на человека, который в страхе принялся бежать прочь. Так произошло первое знакомство волков с человеком, но они еще не знали, « что предвещала эта встреча… ».

Глава III

К зиме волчата « превратились в угловатых переростков, но уже каждый со своим норовом ». Мать выделяла их по внешним признакам и способностям, прозвав их для себя Большеголовым, Быстроногим и Любимицей.

Первый снег стал для волчат настоящим открытием, а для Акбары – сигналом к тому, что наступила подходящая « пора для групповых облав в степи ». Волки-одиночки и семейные пары начали образовывать настоящие сообщества, чтобы вместе заниматься промыслом. Так Акбара и Ташчайнар повели своих щенков « на первую для них великую охоту на сайгаков ».

Неожиданно в небе « послышался вдруг странный гул » – это два вертолета шли на посадку. Волки не подозревали, что « их исконная добыча – сайгаки – нужна для пополнения плана мясосдачи », и неважно, что для этого будут использованы животные Моюнкумского заповедника. Главное – « не ударить лицом в грязь перед народом и перед взыскательными органами свыше ».

Началась облава на сайгаков, и в этот момент волкам надо было бы « исчезнуть, унести ноги, двинуться куда-нибудь в безопасное место », но этого не произошло. В потоке стремительно бегущих сайгаков оказались и волки, которые попросту не смогли вырваться из него. Когда же подгоняемые вертолетами « антилопы хлынули на большую равнину », их уже ждали охотники.

Облава оказалась очень удачной, и люди решили остаться в степи еще на несколько дней. Измученные бесконечным бегом Акбара и Ташчайнар хотели было укрыться в своем логове, но поблизости устроили свой лагерь охотники, и волкам пришлось искать себе другое место для ночлега. Ни одному из их волчат не удалось выжить…

Охотники складывали туши убитых сайгаков в вездеход, где лежал связанный Авдий Каллистратов. В таком унизительном положении он оказался по приказу Обера – главного среди сборщиков туш.

Глава IV

Мать Авдия умерла давно, и « отец его, дьякон Каллистратов, оставшись вдовцом », сам воспитывал двоих детей. Повзрослев, старшая сестра Варвара отправилась учиться в Ленинград, где « вышла замуж, обзавелась семьей ». Отец очень хотел, чтобы Авдий выбрал своим жизненным призванием служение Богу, и поначалу юноша был не против.

Во время учебы Авдий увлекся « новомыслием », и был исключен из духовной семинарии « за ересь ». Теперь же работал внештатным сотрудником областной комсомольской газеты.

В Средней Азии Авдий оказался благодаря своей идее – « изучить и описать пути и способы проникновения в молодежную среду европейских районов страны наркотического средства – анаши ».

Глава V

Так, по заданию редакции, Авдий оказался в поезде с двумя своими попутчиками – гонцами за анашой: двадцатилетним парнем Петрухой и шестнадцатилетним Ленькой. У каждого из них были свои печальные истории, которые привели к подобному образу жизни.

Слушая их, Авдий решил для себя, что непременно повернет « их судьбы к свету силой слова ». Он еще не знал, что « зло противостоит добру даже тогда, когда добро хочет помочь вступившим на путь зла…».

Глава VI

Прибыв на станцию Жалпак-Саз, гонцы должны были следовать своим ходом « на свой страх и риск ». Несмотря на то, что они были в одной команде, добытчики анаши дальше действовали самостоятельно. Впрочем, все их действия координировал «сверху» САМ, и Авдия очень интересовал вопрос – кто же был организатором подобных поездок.

Напарники предупредили Авдия, что у него еще есть возможность отказаться от затеи, потому то если « войдешь в дело – все, назад ходу нет ». В разговоре с ними молодой человек понял, что САМ – человек, который негласно координировал все их действия, был « крайне недоверчив, расчетлив и, должно быть, жесток ».

Немного отдохнув с дороги, гонцы « растворились в бескрайних просторах здешних степей Примоюнкумья ». Во время сбора анаши Петруха посоветовал Авдию подготовить САМОМУ подарок – пластилин – пыльцевую массу анаши. Для его приготовления требовалось раздеться донага и « бегать по зарослям, чтобы на тело налипала пыльца с соцветий конопли ».

Во время этой беготни Авдий и заметил троих волчат, а после – с трудом скрылся от их матери Акбары. Пережив сильный страх, он принялся умолять Петруху и Леньку одуматься и встать на путь истинный, но сборщики анаши не обратили на его слова никакого внимания.

Часть вторая

Глава I

На бандитской сходке Авдий сразу попал к Гришану – главарю банды, тому самому человеку, который контролировал каждый шаг гонцов. Он напомнил юноше, что тот добровольно оказался в преступном мире, и теперь должен оплачивать « высокое доверие не менее высокой ценой ».

Гришан стал допытываться у Авдия, почему тот стал «мутить» его ребят – отговаривать от преступной деятельности. На что молодой человек ответил, что просто хотел открыть глаза « падшим, промышляющим добычей анаши, торгующим и спекулирующим запрещенным дурманом ».

Между Авдием и Гришаном завязался спор на предмет веры и смысла жизни. Юноша просил главаря банды освободить гонцов из своей паутины, на что тот предложил сделку – если Авдию удастся обратить гонцов в свою веру, и они последуют за ним, он не будет стоять у них на пути. На том и порешили.

Когда гонцам удалось запрыгнуть со своим товаром в вагон замедлившего ход товарного поезда, они, с разрешения Гришана, принялись курить анашу. Это зрелище очень возмущало праведного Авдия, но он быстро сообразил, что это был своего рода « показной спектакль ».

Вскоре наркокурьеров стал раздражать молодой человек, который неодобрительно смотрел на них и отказывался курить вместе со всеми. Напряжение достигло апогея, когда Авдий схватил рюкзак и вытрусил « из дверей поезда анашу на ветер ». Разгневанный гонцы жестоко избили Авдия и на ходу выбросили его из вагона.

Главы II-III

Упав в кювет у железнодорожных путей, Авдий потерял сознание, и ему ярко и живо привиделась сцена разговора Понтия Пилата с Иисусом. Он изо всех сил пытался спасти от страшной казни своего учителя – Христа, чтобы тот отыскал « новый путь человечеству в даль времен и даровал бы людям божественное совершенство ». Когда же Авдий пришел в себя, он еще долго не мог понять, в каком из двух миров он существует.

Добрые люди отвезли Авдия на вокзал, где его потрепанный внешний вид вызвал подозрение у милиционера. На просьбу предъявить паспорт юноша предоставил « комок сырой бесформенной бумаги » – документ успел размокнуть под дождем. Так Авдий оказался в милицейском участке, где состояние его резко ухудшилось.

Глава IV

Авдий оказался в « жалпак-сазской станционной больнице », где ему диагностировали переломы ребер, многочисленные ушибы и воспалительный процесс в организме.

Однажды Авдия пришла навестить девушка – научный работник, которая занималась изучением « моюнкумской популяции » анаши, а именно – « химико-биологическим уничтожением конопли-анаши в местах ее произрастания ». Она подумала, что ее знания могут пригодиться журналисту, приехавшему сюда для сбора материала по этой теме.

Однако Авдий плохо понимал, что говорила ему незнакомка – он влюбился с первого взгляда. Лишь когда Авдий немного опомнился, он узнал, что девушку звали Ингой Федоровной.

После окончательного выздоровления Авдий вернулся домой. В редакции он узнал, что материал, собранный им с риском для жизни, никому больше не интересен. В переписке с Ингой Федоровной Авдий узнал, что его возлюбленная разведена, и ее маленький сын временно живет с бабушкой и дедушкой. Молодые люди условились о скорой встрече.

Глава V

Осенью Авдий прибыл в Жалпак-Сазе, однако не застал там Ингу Федоровну. В письме девушка сообщала, что вынуждена уехать по неотложному делу – спрятать сына Игорька от бывшего мужа, который решил забрать сына, узнав, что у нее появился новый мужчина.

Так Авдий оказался на железнодорожном вокзале, где его заприметил Обер-Кандалов, « подбиравший подходящую команду для моюнкумской «сафары»». Будучи достаточно проницательным человеком, он « безошибочно понял, что Авдий в душевном разброде и не находит себе места ». Желая избавиться от тяжелых мыслей и немного отвлечься, Авдий согласился на эту авантюру. Он готов был делать, что угодно, « лишь бы не сидеть в одиночестве и не ждать у моря погоды ».

Теперь все члены группы Обер-Кандалова « творили над Авдием Каллистратовым суд », который, находясь под сильным впечатлением от жесткого убийства животных, впал в «безумие». Юноша « стал требовать, чтобы немедленно прекратили эту бойню, призывал озверевших охотников покаяться, обратиться к Богу ».

Своим поведением Авдий люто разозлил Обер-Кандалова, и тот приказал своим приспешникам жестоко избить юношу, а после – распять на корявом саксауле. К утру Авдий скончался.

После смерти волчат Акбара и Ташчайнар перебрались в приалдашские камыши. Там они вновь стали родителями. В этот раз волчица принесла большой приплод – пятерых крепких щенят, но все они погибли, когда при строительстве дороге был отдан приказ о поджоге камышей.

Часть третья

Глава I

Когда геологи разыскали Базарбая Нойгутова и предложили быть их проводником, он согласился. Он, большой любитель выпить, был не прочь подзаработать на «городских», которые плохо ориентировались в местности даже по картам.

На обратном пути мужчина нашел волчье логово, в котором ютилось четверо волчат. Это был новый выводок Акбары и Ташчайнара. Базарбай, не мешкая, положил волчат в дорожную сумку и ускакал, опасаясь преследования взрослых волков.

Акбара и Ташчайнар, заметив исчезновение волчат, тут же пустились по следу похитителя. Они быстро догнали его, и стали настойчиво преследовать. Безоружный мужчина надеялся только на резвость своего верного коня – так началась гонка « не на жизнь, а на смерть ».

Базарбай вздохнул с облегчением, когда заметил впереди дом Бостона Уркунчиева – « передовика-кулака, которого он так невзлюбил ». Оказавшись в безопасности, к Базарбаю вернулась его привычная самоуверенность и бесцеремонность. Будто у себя дома, он потребовал от хозяйки выпивки, а сам достал из сумки волчат и дал поиграться с ними полуторагодовалому сыну Бостона. Отдохнув и подкрепившись, Базарбай поспешил домой, чтобы ненароком не встретиться с ненавистным ему Уркунчиевым.

Глава II

Бостон был крайне недоволен тем, что во время его отсутствия в доме побывал Базарбай, разоривший волчье логово. Мужчина был уверен, что родителями похищенных волчат были пришлые Акбара и Ташчайнар – « лютая, сильная пара, в капкан не попадают, подстрелить их не удается ».

Посреди ночи супруги проснулись от пронзительного волчьего воя – так выражали свою боль и злобу на весь человеческий род Акбара и Ташчайнар.

Глава III

На следующее утро Бостон отправился к Базарбаю с просьбой отдать ему волчат. Мужчина хотел вернуть их обезумевшим от горя родителям, которые никак не хотели покидать окрестности возле дома Бостона.

Осознав, что Уркунчиев приехал к нему просителем, Базарбай буквально изнывал от желания « покуражиться, поиздеваться, показать себя ». Из принципа он отказался продать волчат даже по очень высокой цене.

Бостон напомнил, что теперь волки « будут резать по округе всю живность, весь скот, в любой час мстить будут человеку ». Однако Базарбай продолжал стоять на своем.

Глава IV

С того дня « волки снялись с места » и принялись бродить по округе. Создавалось впечатление, будто « эта пара ищет свою погибель – настолько очевидно они пренебрегали опасностями ». Люди удивлялись мрачной одержимости этих странных волков, которые спустя время « нарушили волчье табу и стали нападать на людей ».

По окрестностям быстро пронеслась молва о кровожадных волках, которые не боялись даже ружейных выстрелов. Но никто не знал истинной причины подобного поведения животных, никто не ведал « о безысходной тоске матери-волчицы по похищенным из логова волчатам ».

Глава V

Под несмолкаемый волчий вой Бостон стал страдать от бессонницы. В эти часы он вспоминал свое тяжелое детство, молодость.

Устав от незримого присутствия волчьей пары, Бостон принял решение – « волков надо было ликвидировать, перестрелять, уничтожить – другого выхода он не видел ». Ему удалось убить Ташчайнара, в то время как Акбаре удалось спастись.

Глава VI

После смерти Ташчайнара волчица в одиночестве переживала свое страшное горе. С тоской она вспоминала своих волчат, любимого волка, все « радостные и горестные дни », выпавшие на их долю.

Однажды Акбара рискнула очень близко подойти к человеческому жилью в робкой надежде отыскать своих волчат. Но вместо них она наткнулась на маленького сына Бостона, который принялся играть с ней. Измученное « сердце Акбары затрепетало », и она принялась вылизывать его, словно собственного детеныша. Волчица осторожно схватила малыша за курточку и понесла в логово.

На крики испуганного мальчика выбежал Бостон. Он намеренно стрелял в воздух, чтобы ненароком не попасть в сына, однако Акбару это не останавливало. Хорошенько прицелившись, он рискнул и выстрелил в животное. Подбежав к раненой волчице, Бостон увидел, что « рядом с ней лежал бездыханный, с простреленной грудью малыш ». Ослепленный страшным горем, мужчина отправился к Базарбаю и застрелил его, после чего добровольно сдался властям.

Заключение

В своей книге Айтматов поднимает многие проблемы, которые не перестают быть актуальными и по сей день. Автор тонко проводит параллели между человеческим обществом и стаей волков, заставляя задуматься о многих нравственных вопросах.

Краткий пересказ «Плаха» пригодится для читательского дневника и подготовке к уроку литературы.

Тест по роману

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.6 . Всего получено оценок: 262.

Один из главных героев произведения; бывший студент-семинарист, работающий в газете; проповедник, моралист, идеолог добра. Полное имя героя – Авдий Каллистратов. Его судьба не из легких, так как он выбрал бороться в одиночку со злом. Авдий верит в торжество добра и пытается всячески донести это людям.

Один из ключевых персонажей романа; честный колхозник и лучший чабан в аиле; противник скандалиста и тунеядца Базарбая Нойгутова. Полное имя героя – Бостон Уркунчиев. Этот передовик производства вырос в лишениях, но всего добился сам, своим трудом. Бостон рано лишился матери и был самым младшим в семье.

Одна из главных героев произведения; волчица, «супруга» Ташчайнара. Ей постоянно не везло с потомством из-за людей. Первое её потомство было убито хунтой Обера, когда они делали облаву на сайгаков. Второе погибло, когда жгли камыши для строительства дороги. Третье потомство украл Базарбай, чтобы продать их и пропить потом вырученные деньги.

Один из главных персонажей, встречающийся в третьей части романа; антипод Бостона Уркунчиева, пьяница и тунеядец. Полное имя – Базарбай Нойгутов. Это один из худших персонажей в произведении Айтматова, который своими завистливыми действиями разрушил жизнь соседа по селу и преуспевающего колхозника Бостона Уркунчиева.

Один из персонажей, главарь банды наркоторговцев, прототип «антихриста» в романе. Это второстепенный герой, который появляется в первой и второй частях книги. Перевозчики конопли его таинственно называют Сам, чтобы не выдать личности Гришана. С виду это человек заурядной внешности, похожий «на загнанного в угол хищного зверька».

Инга Фёдоровна

Второстепенный персонаж, знакомая Авдия, с которой он случайно познакомился в Учкудуке, а потом оказалось, что она занимается похожей работой. Она приехала к нему в больницу, после чего Авдий безумно влюбился в неё. Инга уже три года не жила с прежним мужем, от которого у неё был сын. Авдий ей тоже понравился, и она была готова связать свою жизнь с ним.

Гулюмкан

Второстепенный персонаж, жена Бостона Уркунчиева. Ранее она была замужем за другом Бостона, Эрназаром, который погиб в горах. После того, как Бостон тоже потерял свою жену, они решили пожениться и родили сына - Кенджеша, который помогал пережить им горе. К сожалению, судьба была несправедлива к ней снова. Муж, пытаясь отбить сына у волчицы Акбары застрелил её вместе с сыном. А потом пошёл и застрелил виновника всей этой трагедии - Базарбая. Таким образом, Гулюмкан снова потеряла мужа, да ещё и сына.

Петруха

Второстепенный персонаж, гонец за анашой, который ехал вместе с Авдием. Ему было около 20 лет, он был из Мурманска. Работал на стройке, но на лето всегда ездил за анашой. Был главным инициатором сброса Авдия из поезда. Был арестован с поличным.

Лёнька

Второстепенный персонаж, гонец за анашой, который ехал вместе с Авдием. Сирота из Мурманска, ему было около 16 лет. Защищал Авдия, кода того выкидывали из поезда, за что сам получил в нос. Был арестован с поличным.

Обер, Кандалов

Второстепенный персонаж, главарь бригады или хунты сборщиков убитого зверя. Не остановил Кепу и Мишаша от убийства Авдия, а даже помогал им.

Мишаш

Второстепенный персонаж, один из бригады сборщиков убитого зверя, второй человек в хунте. Свирепый и жестокий человек. Был одним из главных инициаторов убийства Авдия.

Кепа

Второстепенный персонаж, водитель из бригады сборщиков убитого зверя. Был одним из главных инициаторов убийства Авдия.

Гамлет-Галкин

Второстепенный персонаж, один из бригады сборщиков убитого зверя, бывший­ артист областного­ драматического театра, алкоголик. Пытался остановить убийство Авдия.

Часть первая

I

Вслед за коротким, легким, как детское дыхание, дневным потеплением на обращенных к солнцу горных склонах погода вскоре неуловимо изменилась: заветрило с ледников, и уже закрадывались по ущельям всюду проникающие резкие ранние сумерки, несущие за собой холодную сизость предстоящей снежной ночи.

Снега было много вокруг. На всем протяжении Прииссыккульского кряжа горы были завалены метельным свеем, прокатившимся по этим местам пару дней тому назад, как полыхнувший вдруг по прихоти своевольной стихии пожар. Жутко, что тут разыгралось: в метельной кромешности исчезли горы, исчезло небо, исчез весь прежний видимый мир. Потом все стихло, и погода прояснилась. С тех пор, с умиротворением снежного шторма, скованные великими заносами горы стояли в цепенеющей и отстранившейся ото всего на свете стылой тишине.

И только все настойчивей возрастающий и все прибывающий гул крупнотоннажного вертолета, пробирающегося в тот предвечерний час по каньону Узун-Чат к ледяному перевалу Ала-Монгю, задымленному в ветреной выси кручеными облаками, все нарастал, все приближался, усиливаясь с каждой минутой, и наконец восторжествовал – полностью завладел пространством и поплыл всеподавляющим, гремучим рокотом над недоступными ни для чего, кроме звука и света, хребтами, вершинами, высотными льдами. Умножаемый среди скал и распадков многократным эхом, грохот над головой надвигался с такой неотвратимой и грозной силой, что казалось, еще немного – и случится нечто страшное, как тогда – при землетрясении…

B какой-то критический момент так и получилось: с крутого, обнаженного ветрами каменистого откоса, что оказался по курсу полета, тронулась, дрогнув от звукового удара, небольшая осыпь и тут же приостановилась, как заговоренная кровь. Этого толчка неустойчивому грунту, однако, было достаточно, чтобы несколько увесистых камней, сорвавшись с крутизны, покатились вниз, все больше разбегаясь, раскручиваясь, вздымая следом пыль и щебень, а у самого подножия проломились, подобно пушечным ядрам, сквозь кусты краснотала и барбариса, пробили сугробы, достигли накатом волчьего логова, устроенного здесь серыми под свесом скалы, в скрытой за зарослями расщелине близ небольшого, наполовину замерзшего теплого ручья.

Волчица Акбара отпрянула от скатившихся сверху камней и посыпавшегося снега и, пятясь в темень расщелины, сжалась, как пружина, вздыбив загривок и глядя перед собой дико горящими в полутьме, фосфоресцирующими глазами, готовая в любой момент к схватке. Но опасения ее были напрасны. Это в открытой степи страшно, когда от преследующего вертолета некуда деться, когда он, настигая, неотступно гонится по пятам, оглушая свистом винтов и поражая автоматными очередями, когда в целом свете нет от вертолета спасения, когда нет такой щели, где можно было бы схоронить бедовую волчью голову, – ведь не расступится же земля, чтобы дать укрытие гонимым.

В горах иное дело – здесь всегда можно ускакать, всегда найдется, где затаиться, где переждать угрозу. Вертолет здесь не страшен, в горах вертолету самому страшно. И однако страх безрассуден, тем более уже знакомый, пережитый. С приближением вертолета волчица громко заскулила, собралась в комок, втянула голову, и все-таки нервы не выдержали, сорвалась-таки, и яростно взвыла Акбара, охваченная бессильной, слепой боязнью, и судорожно поползла на брюхе к выходу, лязгая зубами злобно и отчаянно, готовая сразиться, не сходя с места, точно надеялась обратить в бегство грохочущее над ущельем железное чудовище, с появлением которого даже камни стали валиться сверху, как при землетрясении.

На панические вопли Акбары в нору просунулся ее волк – Ташчайнар, находившийся с тех пор, как волчица затяжелела, большей частью не в логове, а в затишке среди зарослей. Ташчайнар – Камнедробитель, – прозванный так окрестными чабанами за сокрушительные челюсти, подполз к ее ложу и успокаивающе заурчал, как бы прикрывая ее телом от напасти. Притискиваясь к нему боком, прижимаясь все теснее, волчица продолжала скулить, жалобно взывая то ли к несправедливому небу, то ли неизвестно к кому, то ли к судьбе своей несчастной, и долго еще дрожала всем телом, не могла совладать с собой даже после того, как вертолет исчез за могучим глетчером Ала-Монгю и его стало совсем не слышно за тучами.

И в этой воцарившейся разом, подобно обвалу космического беззвучия, горной тишине волчица вдруг явственно услышала в себе, точнее внутри чрева, живые толчки. Так было, когда Акбара, еще на первых порах своей охотничьей жизни, придушила как-то с броска крупную зайчиху: в зайчихе, в животе ее, тоже почудились тогда такие же шевеления каких-то невидимых, скрытых от глаз существ, и это странное обстоятельство удивило и заинтересовало молодую любопытную волчицу, удивленно наставив уши, недоверчиво взирающую на свою удушенную жертву. И настолько это было чудно и непонятно, что она попыталась даже затеять игру с теми невидимыми телами, точь-в-точь как кошка с полуживой мышью. А теперь сама обнаружила в нутре своем такую же живую ношу – то давали знать о себе те, которым предстояло при благополучном стечении обстоятельств появиться на свет недели через полторы-две. Но пока что ненародившиеся детеныши были неотделимы от материнского лона, составляли часть ее существа, и потому и они пережили в возникающем, смутном, утробном подсознании тот же шок, то же отчаяние, что и она сама. То было их первое заочное соприкосновение с внешним миром, с ожидающей их враждебной действительностью. Оттого они и задвигались в чреве, отвечая так на материнские страдания. Им тоже было страшно, и страх тот передался им материнской кровью.

Прислушиваясь к тому, что творилось помимо воли в ее ожившей утробе, Акбара заволновалась. Сердце волчицы учащенно заколотилось, его наполнили отвага, решимость непременно защитить, оградить от опасности тех, кого она вынашивала в себе. Сейчас бы она не задумываясь схватилась с кем угодно. В ней заговорил великий природный инстинкт сохранения потомства. И тут же Акбара почувствовала, как на нее горячей волной нахлынула нежность – потребность приласкать, пригреть будущих сосунков, отдавать им свое молоко так, как если бы они уже были под боком. То было предощущение счастья. И она прикрыла глаза, застонала от неги, от ожидания молока в набухших до красноты, крупных, выступающих двумя рядами по брюху сосцах, и томно, медленно-медленно потянулась всем телом, насколько позволяло логово, и, окончательно успокоившись, снова придвинулась к своему сивогривому Ташчайнару. Он был могуч, шкура его была тепла, густа и упруга. И даже он, угрюмец Ташчайнар, и тот уловил, что испытывала она, мать-волчица, и каким-то чутьем понял, что происходило в ее утробе, и тоже, должно быть, был тронут этим. Поставив ухо торчком, Ташчайнар приподнял свою угловатую, тяжеловесную голову, и в сумрачном взоре холодных зрачков его глубоко посаженных темных глаз промелькнула какая-то тень, какое-то смутное приятное предчувствие. И он сдержанно заурчал, прихрапывая и покашливая, выражая так доброе свое расположение и готовность беспрекословно слушаться синеглазую волчицу и оберегать ее, и принялся старательно, ласково облизывать голову Акбары, особенно ее сияющие синие глаза и нос, широким, теплым, влажным языком. Акбара любила язык Ташчайнара и тогда, когда он заигрывал и ластился к ней, дрожа от нетерпения, а язык его, разгорячась от бурного прилива крови, становился упругим, быстрым и энергичным, как змея, хотя попервоначалу и делала вид, что это ей, по меньшей мере, безразлично, и тогда, когда в минуты спокойствия и благоденствия после сытной еды язык ее волка был мягко-влажным.

В этой паре лютых Акбара была головой, была умом, ей принадлежало право зачинать охоту, а он был верной силой, надежной, неутомимой, неукоснительно исполняющей ее волю. Эти отношения никогда не нарушались. Лишь однажды был странный, неожиданный случай, когда ее волк исчез до рассвета и вернулся с чужим запахом иной самки – отвратительным духом бесстыжей течки, стравливающей и скликающей самцов за десятки верст, вызвавшим у нее неудержимую злобу и раздражение, и она сразу отвергла его, неожиданно вонзила клыки глубоко в плечо и в наказание заставила ковылять много дней кряду позади. Держала дурака на расстоянии и, сколько он ни выл, ни разу не откликнулась, не остановилась, будто он, Ташчайнар, и не был ее волком, будто он для нее не существовал, а если бы он и посмел снова приблизиться к ней, чтобы покорить и ублажить ее, Акбара померилась бы с ним силами всерьез, не случайно она была головой, а он ногами в этой пришлой сивой паре.

Сейчас Акбара, после того как она немного поуспокоилась и пригрелась под широким боком Ташчайнара, была благодарна своему волку за то, что он разделил ее страх, за то, что он тем самым возвратил ей уверенность в себе, и потому не противилась его усердным ласкам, и в ответ раза два лизнула в губы, и, преодолевая смятение, которое все еще давало себя знать неожиданной дрожью, сосредоточивалась в себе, и, прислушиваясь к тому, как непонятно и неспокойно вели себя еще не народившиеся щенята, примирилась с тем, что есть: и с логовом, и с великой зимой в горах, и с надвигающейся исподволь морозной ночью.

Так заканчивался тот день страшного для волчицы потрясения. Подвластная неистребимому инстинкту материнской природы, переживала она не столько за себя, сколько за тех, которые ожидались вскоре в этом логове и ради которых они с волком выискали и устроили здесь, в глубокой расщелине под свесом скалы, сокрытой всяческими зарослями, навалом бурелома и камнепада, это волчье гнездо, чтобы было где потомство родить, чтобы было где свое пристанище иметь на земле.

Тем более что Акбара и Ташчайнар были пришлыми в этих краях. Для опытного глаза даже внешне они разнились от их местных собратьев. Первое – отвороты меха на шее, плотно обрамлявшие плечи наподобие пышной серебристо-серой мантии от подгрудка до холки, у пришельцев были светлые, характерные для степных волков. Да и ростом акджалы, то бишь сивогривые, превышали обычных волков Прииссыккульского нагорья. А если бы кто-нибудь увидел Акбару вблизи, его бы поразили ее прозрачно-синие глаза – редчайший, а возможно, единственный в своем роде случай. Волчица прозывалась среди здешних чабанов Акдалы, иначе говоря, Белохолкой, но вскоре по законам трансформации языка она превратилась в Акбары, а потом в Акбару – Великую, и между тем никому невдомек было, что в этом был знак провидения.

Еще год назад сивогривых здесь не было и в помине. Появившись однажды, они, однако, продолжали держаться особняком. Попервоначалу пришельцы бродили во избежание столкновений с хозяевами большей частью по нейтральным зонам здешних волчьих владений, перебивались как могли, в поисках добычи забегали даже на поля, в низовья, населенные людьми, но к местным стаям так и не пристали – слишком независимый характер имела синеглазая волчица Акбара, чтобы примыкать к чужим и пребывать в подчинении.

Всему судия – время. Со временем сивогривые пришельцы смогли постоять за себя, в многочисленных жестоких схватках захватили себе земли на Прииссыккульском нагорье, и теперь уже они, пришлые, были хозяевами, и уже местные волки не решались вторгаться в их пределы. Так, можно сказать, удачно складывалась на Иссык-Куле жизнь новоявленных сивогривых волков, но всему этому предшествовала своя история, и если бы звери могли вспоминать прошлое, то Акбаре, которая отличалась большой понятливостью и тонкостью восприятия, пришлось бы заново пережить все то, о чем, возможно, и вспоминалось ей порой до слез и тяжких стонов.

В том утраченном мире, в далекой отсюда Моюнкумской саванне, протекала великая охотничья жизнь в нескончаемой погоне по нескончаемым моюнкумским просторам за нескончаемыми сайгачьими стадами. Когда антилопы-сайгаки, обитавшие с незапамятных времен в саванных степях, поросших вечно сухостойным саксаульником, древнейшие, как само время, из парнокопытных, когда эти неутомимые в беге горбоносые стадные животные с широченными ноздрями-трубами, пропускающими воздух через легкие с такой же энергией, как киты сквозь ус потоки океана, и потому наделенные способностью бежать без передышки с восхода и до заката солнца, – так вот, когда они приходили в движение, преследуемые извечными и неразлучными с ними волками, когда одно спугнутое стадо увлекало в панике соседнее, а то и другое и третье и когда в это поголовное бегство включались встречные великие и малые стада, когда мчались сайгаки по Моюнкумам – по взгорьям, по равнинам, по пескам, как обрушившийся на землю потоп, – земля убегала вспять и гудела под ногами так, как гудит она под градовым ливнем в летнюю пору, и воздух наполнялся вихрящимся духом движения, кремнистой пылью и искрами, летящими из-под копыт, запахом стадного пота, запахом безумного состязания не на жизнь, а на смерть, и волки, пластаясь на бегу, шли следом и рядом, пытаясь направить стада сайгаков в свои волчьи засады, где ждали их среди саксаула матерые резчики, то есть звери, которые бросались из засады на загривок стремительно пробегающей жертвы и, катясь кубарем вместе с ней, успевали перекусить горло, пустить кровь и снова кинуться в погоню; но сайгаки каким-то образом часто распознавали, где ждут их волчьи засады, и успевали пронестись стороной, а облава с нового круга возобновлялась с еще большей яростью и скоростью, и все они, гонимые и преследующие, – одно звено жестокого бытия – выкладывались в беге, как в предсмертной агонии, сжигая свою кровь, чтобы жить и чтобы выжить, и разве что только сам бог мог остановить и тех и других, гонимых и гонителей, ибо речь шла о жизни и смерти жаждущих здравствовать тварей, ибо те волки, что не выдерживали такого бешеного темпа, те, что не родились состязаться в борьбе за существование – в беге-борьбе, – те волки валились с ног и оставались издыхать в пыли, поднятой удаляющейся, как буря, погоней, а если и оставались в живых, уходили прочь в другие края, где промышляли разбоем в безобидных овечьих отарах, которые даже не пытались спасаться бегством, правда, там была своя опасность, самая страшная из всех возможных опасностей, – там, при стадах, находились люди, боги овец и они же овечьи рабы, те, кто сами живут, но не дают выживать другим, особенно тем, кто не зависит от них, а волен быть свободным…

Люди, люди – человекобоги! Люди тоже охотились на сайгаков Моюнкумской саванны. Прежде они появлялись на лошадях, одетые в шкуры, вооруженные стрелами, потом появлялись с бабахающими ружьями, гикая, скакали туда-сюда, а сайгаки кидались гурьбой в одну, в другую сторону – поди разыщи их в саксаульных урочищах, но пришло время, и человекобоги стали устраивать облавы на машинах, беря на измор, точь-в-точь как волки, и валили сайгаков, расстреливая их с ходу, а потом человекобоги стали прилетать на вертолетах и, высмотрев вначале с воздуха сайгачьи стада в степи, шли на окружение животных в указанных координатах, а наземные снайперы мчались при этом по равнинам со скоростью до ста и более километров, чтобы сайгаки не успели скрыться, а вертолеты корректировали сверху цель и движение. Машины, вертолеты, скорострельные винтовки – и опрокинулась жизнь в Моюнкумской саванне вверх дном…

Синеглазая волчица Акбара была еще полуяркой, а ее будущий волк-супруг Ташчайнар был чуть постарше ее, когда пришел им срок привыкать к большим загонным облавам. Поначалу они не поспевали за погоней, терзали сваленных антилоп, убивали недобитых, а со временем превзошли в силе и выносливости многих бывалых волков, а особенно стареющих. И если бы все шло, как положено природой, быть бы им вскоре предводителями стай. Но все обернулось иначе…

Год на год не приходится, и весной того года в сайгачьих стадах был особо богатый приплод: многие матки приносили двойню, поскольку прошлой осенью во время гона сухой травостой зазеленел раза два наново после нескольких обильных дождей при теплой погоде. Корма было много – отсюда и рождаемость. На время окота сайгаки уходили еще ранней весной в бесснежные большие пески, что в самой глубине Моюнкумов, – туда волкам добраться нелегко, да и погоня по барханам за сайгаками – безнадежное дело. По пескам антилоп никак не догнать. Зато волчьи стаи с лихвой получали свое осенью и в зимнее время, когда сезонное кочевье животных выбрасывало бессчетное сайгачье поголовье на полупустынные и степные просторы. Вот тогда волкам сам бог велел добывать свою долю. А летом, особенно по великой жаре, волки предпочитали не трогать сайгаков, благо другой, более доступной добычи было достаточно: сурки во множестве сновали по всей степи, наверстывая упущенное в зимнюю спячку, им надо было за лето успеть все, что успевали другие животные и звери за год жизни. Вот и суетилось вокруг сурочье племя, презрев опасность. Чем не промысел – поскольку всему ведь свой час, а зимой сурков не добудешь – их нет. И еще разные зверушки да птицы, особенно куропатки, шли в прикорм волкам в летние месяцы, но главная добыча – великая охота на сайгаков – приходилась на осень и с осени тянулась до самого конца зимы. Опять же всему свое время. И в том была своя, от природы данная целесообразность оборота жизни в саванне. Лишь стихийные бедствия да человек могли нарушить этот изначальный ход вещей в Моюнкумах…

II

К рассвету воздух над саванной несколько поостыл, и только тогда полегчало – дышать живым тварям стало свободней, и наступил час самой отрадной поры между зарождающимся днем, обремененным грядущим зноем, нещадно пропекающим солончаковую степь добела, и уходящей душной, горячей ночью. Луна запылала к тому времени над Моюнкумами абсолютно круглым желтым шаром, освещая землю устойчивым синеватым светом. И не видно было ни конца, ни начала этой земли. Всюду темные, едва угадываемые дали сливались со звездным небом. Тишина была живой, ибо все, что населяло саванну, все, кроме змей, спешило насладиться в тот час прохладой, спешило пожить. Попискивали и шевелились в кустах тамариска ранние птицы, деловито сновали ежи, цикады, что пропели, не смолкая, всю ночь, затурчали с новой силой; уже высовывались из нор и оглядывались по сторонам проснувшиеся сурки, пока еще не приступая к сбору корма – осыпавшихся семян саксаула. Летали с места на место всей семьей большой плоскоголовый серый сыч и пяток плоскоголовых сычат, подросших, оперившихся и уже пробующих крыло, летали как придется, то и дело заботливо перекликаясь и не теряя из виду друг друга. Им вторили разные твари и разные звери предрассветной саванны…

И стояло лето, первое совместное лето синеглазой Акбары и Ташчайнара, уже проявивших себя неутомимыми загонщиками сайгаков в облавах и уже вошедших в число самых сильных пар среди моюнкумских волков. К их счастью, – надо полагать, что в мире зверей тоже могут быть и счастливые и несчастные, – оба они, и Акбара и Ташчайнар, наделены были от природы качествами, особо жизненно важными для степных хищников в полупустынной саванне: мгновенной реакцией, чувством предвидения на охоте, своего рода «стратегической» сообразительностью, и, разумеется, недюжинной физической силой, быстротой и натиском в беге. Все говорило за то, что этой паре предстояло великое охотничье будущее и жизнь их будет полна тяготами повседневного пропитания и красотой своего звериного предназначения. Пока же ничто не мешало им безраздельно править в Моюнкумских степях, поскольку вторжение человека в эти пределы носило еще характер случайный и они еще ни разу не сталкивались с человеком лицом к лицу. Это произойдет чуть позже. И еще одна льгота, если не сказать привилегия, их от сотворения мира заключалась в том, что они, звери, как и весь животный мир, могли жить изо дня в день, не ведая страха и забот о завтрашнем дне. Во всем целесообразная природа освободила животных от этого проклятого бремени бытия. Хотя именно в этой милости таилась и та трагедия, которая подстерегала обитателей Моюнкумов. Но никому из них не дано было заподозрить это. Никому не дано было представить себе, что кажущаяся нескончаемой Моюнкумская саванна, как ни обширна и как ни велика она, – всего лишь небольшой остров на Азиатском субконтиненте, место величиной с ноготь большого пальца, закрашенное на географической карте желто-бурым цветом, на которое из года в год все сильнее наседают неуклонно распахиваемые целинные земли, напирают неисчислимые домашние стада, бредущие по степи вслед за артезианскими скважинами в поисках новых ареалов прокорма, наступают каналы и дороги, прокладываемые в пограничных зонах в связи с непосредственной близостью от саванны одного из крупнейших газопроводов; все более настойчиво, долговременно вторгаются все более технически вооруженные люди на колесах и моторах, с радиосвязью, с запасами воды в глубины любых пустынь и полупустынь, в том числе и в Моюнкумы, но вторгаются не ученые, совершающие самоотверженные открытия, коими потомкам надлежит гордиться, а обыкновенные люди, делающие обыкновенное дело, дело, доступное и посильное почти любому и каждому. И тем более обитателям уникальной Моюнкумской саванны не дано было знать, что в самых обычных для человечества вещах таится источник добра и зла на земле. И что тут все зависит от самих людей – на что направят они эти самые обыкновенные для человечества вещи: на добро или худо, на созидание или разор. И уж вовсе неведомы были четвероногим и прочим тварям Моюнкумской саванны те сложности, которые донимали самих людей, пытавшихся познать себя с тех пор, как люди стали мыслящими существами, хотя они так и не разгадали при этом извечной загадки: отчего зло почти всегда побеждает добро…

Все эти человеческие дела по логике вещей никак не могли касаться моюнкумских животных, ибо они лежали вне их природы, вне их инстинктов и опыта. И, в общем-то, до сих пор пока ничто всерьез не нарушало сложившегося образа жизни этой великой азиатской степи, раскинувшейся на жарких полупустынных равнинах и всхолмлениях, поросших только здесь произраставшими видами засухоустойчивого тамариска, эдакой полутравой, полудеревом, каменно-крепким, крученым, как морской канат, песчаным саксаулом, жесткой подножной травой и более всего тростниковым стрельчатым чием, этой красой полупустынь, и при свете луны, и при свете солнца мерцающим наподобие золотого призрачного леса, в котором, как в мелкой воде, кто – ростом хотя бы с собаку – ни поднял головы, увидит все вокруг и будет виден сам.

В этих краях и слагалась судьба новой волчьей пары – Акбары и Ташчайнара, а к тому времени – что самое важное в жизни животных – они уже имели своих тунгучей-первенцев, троих щенят из выводка, произведенных на свет Акбарой той памятной весной в Моюнкумах, в том памятном логове, выбранном ими в ямине под размытым комлем старого саксаула, близ полувысохшей тамарисковой рощицы, куда удобно было выводить волчат на обучение. Волчата уже держали стоймя уши, обретали каждый свой норов, хотя при играх между собой их уши снова по-щенячьи топырились, да и на ногах чувствовали они себя довольно крепко. И все чаще увязывались они следом за родителями в малые и большие вылазки.

Недавно одна из таких вылазок с отлучкой от логова на целый день и ночь чуть было не кончилась для волков неожиданной бедой.

В то раннее утро Акбара повела свой выводок на дальнюю окраину Моюнкумской саванны, где на степных просторах, особенно по глухим падям и буеракам, произрастали стеблевые травы с тягучим, ни на что не похожим, привораживающим запахом. Если долго бродить среди того высокого травостоя, вдыхая пыльцу, то вначале наступает ощущение необыкновенной легкости в движениях, чувство приятного скольжения над землей, а затем появляется вялость в ногах и сонливость. Акбара помнила эти места еще с детства и наведывалась сюда раз в году в пору цветения дурман-травы. Охотясь по пути на мелкую степную живность, она любила слегка попьянеть в больших травах, поваляться в жарком настое травяного духа, почувствовать парение в беге и потом заснуть.

В этот раз они с Ташчайнаром были уже не одни: за ними следовали волчата – трое нескладно длинноногих щенков. Молодняку надлежало как можно больше узнавать в походах окрестности, осваивать сызмальства будущие волчьи владения. Пахучие луга, куда вела на ознакомление волчица, были на краю тех владений, дальше простирался чужой мир, там могли встретиться люди, оттуда, с той неоглядной стороны, доносились порой протяжно завывающие, как осенние ветры, паровозные гудки, то был враждебный волкам мир. Туда, на этот край саванны, шли они, ведомые Акбарой.

За Акбарой трусил Ташчайнар, а волчата резво носились от избытка энергии и все норовили выскочить вперед, но волчица-мать не давала им своевольничать – она строго следила, чтобы никто не смел ступать на тропу впереди нее.

Места шли вначале песчаные – в зарослях саксаула и пустынной полыни, солнце всходило все выше, обещая, как всегда, ясную, жаркую погоду. Уже к вечеру волчье семейство прибыло к краю саванны. Прибыло в самый раз – засветло. Травы в этом году были высоки – почти по холку взрослым волкам. Нагревшись за день на жарком солнце, невзрачные соцветья на мохнатых стеблях источали сильный запах, особенно в местах сплошных зарослей густ был этот дух. Здесь, в небольшом овражке, волки сделали привал после долгого пути. Неугомонные волчата не столько отдыхали, сколько бегали вокруг, принюхиваясь и присматриваясь ко всему, что привлекало их любопытство. Возможно, волчье семейство осталось бы здесь на всю ночь, благо звери были сыты и напоены – по пути удалось схватить несколько жирных сурков да зайцев и разорить много всяких гнезд, жажду же утолили в родничке на дне попутного оврага, – но одно чрезвычайное происшествие заставило их срочно покинуть это место и повернуть восвояси, к логову в глубине саванны. Уходили всю ночь.

А случилось то, что уже на закате, когда Акбара и Ташчайнар, захмелевшие от запахов дурман-травы, растянулись в тени кустов, неподалеку вдруг раздался человеческий голос. Прежде человека увидели волчата, игравшие наверху овражка. Звереныши не подозревали да и не могли предполагать, что неожиданно появившееся здесь существо – человек. Некий субъект почти голый – в одних плавках и кедах на босу ногу, в некогда белой, но уже изрядно замызганной панаме на голове – бегал по тем самым травам. Бегал он странно – выбирал густые поросли и упорно бегал между стеблями взад-вперед, точно это доставляло ему удовольствие. Волчата вначале притаились, недоумевая и побаиваясь, – такого они никогда не видели. А человек все бегал и бегал по травам, как сумасшедший. Волчата осмелели, любопытство взяло верх, им захотелось затеять игру с этим странным, бегающим как заводной, невиданным, голокожим двуногим зверем. А тут и сам человек приметил волчат. И что самое удивительное – вместо того чтобы насторожиться, подумать, отчего вдруг здесь оказались волки, – этот чудак пошел к волчатам, ласково протягивая руки.

– Смотри-ка, что это? – приговаривал он, тяжело дыша и отирая пот с лица. – Никак волчата? Или это мне почудилось от кружения? Да нет, трое, да такие пригожие, да такие большие уже! Ах вы мои звереныши! Откуда вы и куда? Что вы тут делаете? Меня-то нелегкая занесла, а вы что тут, в этих степях, среди этой проклятой травы? Ну идите, идите ко мне, не бойтесь! Ах вы дурашливые мои зверики!

Неразумные волчата и в самом деле поддались на его ласки. Виляя хвостиками, игриво прижимаясь к земле, они поползли к человеку, надеясь пуститься с ним наперегонки, но тут из овражка выскочила Акбара. Волчица в мгновение оценила опасность положения. Глухо зарычав, она кинулась к голому человеку, розово освещенному предзакатными лучами степного солнца. Ей ничего не стоило с размаху полоснуть его клыками по горлу или по животу. А человек, совершенно обалдевший при виде яростно набегающей волчицы, присел, в страхе схватившись за голову. Это-то его и спасло. Уже на бегу Акбара почему-то переменила свое намерение. Она перескочила через человека, голого и беззащитного, которого можно было поразить одним ударом, перескочила, успев при этом разглядеть черты его лица и остановившиеся в жутком страхе глаза, почуяв запах его тела, перескочила, развернулась и снова перепрыгнула во второй раз уже в другом направлении, бросилась к волчатам, погнала их прочь, больно кусая за репицы и оттесняя к оврагу, и тут столкнулась с Ташчайнаром, страшно вздыбившим загривок при виде человека, куснула и повернула и его, и все они, гурьбой скатившись в овраг, в мгновение ока исчезли…

И тут только тот голый и нелепый тип спохватился, бросился бежать… И долго бежал по степи, не оглядываясь и не переводя дыхания…

То была первая нечаянная встреча Акбары и ее семейства с человеком… Но кто мог знать, что предвещала эта встреча…

День клонился к концу, исходя нещадным зноем от закатного солнца, от накалившейся за день земли. Солнце и степь – величины вечные: по солнцу измеряется степь, насколько оно велико, освещаемое солнцем пространство. А небо над степью измеряется высотой взлетевшего коршуна. В тот предзакатный час над Моюнкумской саванной кружила в выси целая стая белохвостых коршунов. Они летели без цели, самозабвенно и плавно плыли, совершая полет ради полета в той всегда прохладной, подернутой дымкой, безоблачной выси. Летели один за другим в одном направлении по кругу, как бы символизируя тем вечность и незыблемость этой земли и этого неба. Коршуны не издавали никаких звуков, а молча смотрели, что происходило в тот момент внизу, под их крыльями. Благодаря своему исключительному всевидящему зрению, именно благодаря зрению (слух у них на втором месте) эти аристократические хищники были поднебесными жителями саванны, опускавшимися на грешную землю лишь для прокорма и на ночлег.

Должно быть, в тот час с той непомерной высоты им были как на ладони видны волк, волчица и трое волчат, расположившиеся на небольшом бугорке среди разбросанных кустов тамариска и золотистой поросли чия. Дружно высунув языки от жары, волчье семейство отдыхало на том пригорке, вовсе не предполагая, что является объектом наблюдения поднебесных птиц. Ташчайнар полулежал в своей любимой позе – скрестив лапы впереди, приподняв голову, он выделялся среди всех мощным загривком и мосластостью, тяжеловесностью телосложения. Рядом, подобрав под себя толстый куцый хвост, чем-то похожая на застывшую скульптуру, сидела молодая волчица Акбара. Волчица прочно упиралась перед собой прямыми сухожильными ногами. Ее белеющая грудь и впалое брюхо с торчащими, но уже утратившими припухлость сосцами в два ряда подчеркивали поджарость и силу бедер волчицы. А волчата, тройня, крутились подле. Их непоседливость, приставучесть и игривость вовсе не раздражали родителей. И волк и волчица взирали на них с явным попустительством: пусть, мол, резвятся себе…

Айтматов Чингиз Торекулович - знаменитый киргизский и российский писатель. Его творчество было отмечено многими критиками, а произведения признавались поистине гениальными. Многие из них принесли автору мировую известность. Роман "Плаха" Чингиз Айтматов (краткое содержание книги, возможно, заинтересует поклонников этого писателя) издал в 1986 году.

Начало произведения, или Волчье семейство

Начинается повествование с описания заповедника, в котором обитает волчья пара. Звали их Акбара и Ташчайнар. Летом волчица родила маленьких волчат. Пришла зима, выпал первый снег, и молодое семейство отправляется на охоту. Волки были неприятно удивлены, когда обнаружили в заповеднике огромное количество людей. Как оказалось, последним было необходимо выполнить план по сдаче мяса, и они решили воспользоваться ресурсами заповедника.

Откуда было это знать волкам? Когда они окружили сайгаков, за которыми охотились, неожиданно появились вертолеты. Сайгаки были и добычей людей. Неслось испуганное стадо, кружили вертолеты, стреляли люди, мчащиеся на "УАЗиках", бежала семья волков... Так начался роман Чингиза Айтматова "Плаха".

Конец охоты, или Новые персонажи

Закончилась погоня. Во время нее погибли маленькие волчата, которых затоптало обезумевшее стадо сайгаков, а одного застрелил человек. Остались только мать и отец, Акбара и Ташчайнар. Уставшие и израненные, они, наконец, добрались до своего логова, но люди и там хозяйничали, как у себя дома. Складывали мясные туши в машины, обсуждали охоту и веселились.

В вездеходе, на котором приехали охотники, лежал связанный человек, которого звали Авдий Калистратов. Он был сотрудником комсомольской газеты. Его статьи очень нравились читателям, в них присутствовала довольно своеобразная манера изложения мысли. Мать молодого человека умерла, когда он был еще маленьким.

Продолжал воспитывать мальчика отец. Но после того как Авдий поступил в училище, скончался и он. Роман "Плаха", краткое содержание которого начиналась с описания стаи волков, заставляет переключить внимание на судьбу этого молодого газетчика и некоторые фрагменты его жизни.

Сотрудник газеты, или Откуда наркотики

После смерти отца Авдия выгнали из казенной квартиры, и он фактически остался на улице. Тогда он принимает решение отправиться в свою первую командировку в Среднюю Азию. Руководством (издательство газеты) ему было поручено проследить, откуда начинается путь наркотиков, которые стремительно распространялись среди молодежи.

Во время этого задания Авдий знакомится с некоторыми молодыми людьми, занимающимися доставкой анаши. Одного из них звали Петя. Ему было около двадцати лет, а второму, по имени Леня, - вообще шестнадцать. Парни ехали в одном поезде с Авдием. Во время пути газетчик узнает многие подробности такого рода бизнеса и постепенно начинает постигать проблемы, которые приводят к возникновению этого ужасного порока - наркомании.

Роман "Плаха" Чингиз Айтматов (краткое содержание уже начало затрагивать эту тему) посвящает ряду таких проблем, о которых многие писатели стараются умалчивать. Во время дальнейшего повествования читатель сам поймет, о чем идет речь.

Дальнейшее знакомство с персонажем

После четырех суток путешествия попутчики, наконец, добрались до места назначения. По дороге Авдий узнает, что операцией руководит некто по прозвищу Сам. Конечно, газетчик его не видел, но зато много услышал о нем. Из чего сделал вывод, что таинственный незнакомец не просто недоверчив, но еще и очень жесток.

Авдий и его новые знакомые, Петя и Леня, отправились в поселок, где и собирались разжиться коноплей. Но перед этим газетчик встретил кареглазую девушку. Она произвела самые приятные впечатления на молодого человека. Встретятся ли они вновь? Пока неизвестно.

В романе не будет останавливаться на таких тонкостях) очень подробно описывает процесс сбора упомянутого выше наркотика. Стоит лишь сказать, что молодые "коммерсанты", набрав полные сумки травы, отправляются в обратное путешествие.

Знакомство с таинственным человеком

Обратная дорога была намного опаснее: сумки, набитые травой, нужно было пронести, не попавшись милиции. Но путешественники удачно добрались до Москвы, а там произошла долгожданная встреча с незнакомцем, которого все называли Сам. На самом деле имя его - Гришан.

Немного пообщавшись с газетчиком, он сразу понял, что тот поехал за товаром не ради наживы. А ради того, чтобы в одиночку исправить то, с чем борются тысячи. У них были совершенно противоположные взгляды на жизнь. Гришан хотел, чтобы Авдий ушел и не морочил голову его поставщикам ненужными им разговорами о Боге и о спасении души. Но газетчик заупрямился. О чем же дальше рассказывает Айтматов? "Плаха", краткое содержание которой четко придерживается описываемых событий, продолжает раскрывать образ работника газеты.

Сдали нервы, или Упрямство Авдия

Вечером Гришан решил раззадорить газетчика и разрешил своим ребятам, которые поставляли ему наркотик, покурить травку. Все с наслаждением затягивались и по очереди предлагали Авдию. Тот прекрасно понимал, что Гришан сделал это специально, чтобы позлить его, но в конце концов не смог сдержаться, вырвал из рук курильщика самокрутку и выбросил. А затем стал высыпать из всех сумок опасное для здоровья содержимое.

Как описал реакцию курильщиков Чингиз Айтматов? "Плаха" - это роман, где довольно четко переданы эмоции не только главного героя, но и тех, кого он пытается наставить на путь истинный. Молодой человек столкнулся со всей жестокостью, на которую только были способны наркоманы. Его нещадно избивали, не жалея сил. А Гришан наблюдал за этой сценой, не скрывая удовольствия. Наконец, окровавленного Авдия сбросили с поезда. Очнулся он от потоков дождевой воды.

Ночевать пришлось под мостом, а утром он увидел, что документы его превратились в мокрый комок, денег практически нет, а своим видом он напоминает обитателя помоек. Но домой было необходимо как-то добраться. Далее роман "Плаха" Айтматова продолжает описывать приключения незадачливого работника газеты.

Дорога домой, или Болезнь молодого газетчика

Попутная машина довезла молодого человека до станции, а там его практически сразу увидели на посту милиции. Хотели арестовать, но приняли за сумасшедшего и отпустили, посоветовав как можно быстрее убираться отсюда. Но газетчику становится плохо, и он попадает в больницу, где снова встречается с кареглазой девушкой. Ее зовут Инга.

Роман "Плаха" Айтматова еще вернется к этой героине. А пока вернемся к нашему бедолаге. Авдий вылечился и вернулся домой. Придя в редакцию газеты, он приносит добытый с таким трудом материал. Но там ему сообщают, что это уже никому не интересно. Более того, он заметил какое-то странное отношение к себе со стороны коллег. Многие отворачивались, и никто не смотрел в глаза.

"Плаха" (Чингиз Айтматов). Краткое содержание по главам, где заканчивается жизнь газетчика

У Инги, оказывается, был маленький сын, с которым она хотела познакомить Авдия. Пришла осень, и молодой человек решил съездить к ней в гости. Но не застал. Вместо нее он нашел письмо, где она сообщает, что вынуждена скрываться от бывшего мужа вместе с ребенком. На вокзале газетчик встречает Кандалова и отправляется с ним в уже знакомый читателю заповедник.

Так, интересно и загадочно, разворачиваются события в романе "Плаха". Чингиз Айтматов (краткое содержание его произведения, наконец, объединило все события) снова переходит к описанию волчьей стаи. Судьба ее не менее трагична, чем жизнь молодого Авдия. Газетчик хотел остановить обезумевших охотников, но те связали его и бросили в машину, а после охоты распяли на сухом дереве.

Там и нашли его молодые волки Ташчайнар и Акбара. Они бродили в поисках своих маленьких детенышей. Утром охотники решили вернуться за Авдием, но тот уже умер. Волки навсегда ушли из заповедника и поселились в камышах. Снова появились на свет детеныши. Но когда стали прокладывать дорогу, камыши сожгли, и малыши погибли. И опять пошли волки искать другое место. Так роман Чингиза Айтматова "Плаха" описывает жизнь бедных животных.

Судьба маленьких волчат

Однажды Базарбай шел домой и услышал в котловане непонятные звуки, как будто плакал ребенок. Он подошел поближе и нашел там маленьких волчат, сложил их в сумку и забрал с собой. Но Ташчайнар и Акбара отправились за ним. На пути у Базарбая был дом колхозника Бостона, в котором он спрятался от преследующих его животных.

Немного переждав, он отправился дальше, а волки остались возле дома Бостона, где продолжали выть каждую ночь, пытаясь найти своих детенышей. Роман "Плаха", краткое содержание которого подходит к концу, очень печально описывает последние события, связанные с парой волков.

В чем виноваты волки

Бостон жалел волков и даже поехал к Базарбаю, чтобы купить у него их маленьких детенышей. Но тот отказался. Вскоре животные стали нападать на жителей, и Бостон понял, что ему придется их застрелить. Но убить удалось только волка. А волчица затаилась. Она долго выжидала и, наконец, отомстила колхознику, украв его ребенка.

Бостон долго не решался выстрелить в Акбару, боясь ранить сына. А когда попал, было уже поздно: мальчик был мертв. Тогда он пошел и застрелил Базарбая, который продал волчат и получил за них отличные деньги. А затем колхозник Бостон сдался милиции. Вот так заканчивает свой роман Чингиз Айтматов. "Плаха", краткое содержание которой не может передать всей трагичности произведения, не оставит равнодушным ни одного читателя. Проблемы, которые автор поднимает в своей книге, и параллели, проведенные между стаей волков и человеческим обществом, актуальны и сегодня. Постарайтесь выделить время и прочесть роман полностью, он того стоит.