Платонов полный курс лекций. Платонов С. Полный курс лекций по русской истории. Платонов Сергей Федорович

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)

В. И. Ленин
Полное собрание сочинений
Том 18
Материализм и эмпириокритицизм

Пролетарии всех стран, соединяйтесь

Издание пятое

Печатается по постановлению Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза

Предисловие

Восемнадцатый том Полного собрания сочинений В. И. Ленина содержит произведение «Материализм и эмпириокритицизм», написанное в феврале – октябре 1908 года и изданное отдельной книгой в мае 1909 года, а также известные «Десять вопросов референту», которые были использованы в качестве тезисов И. Ф. Дубровинским, выступившим по поручению В. И. Ленина против махистских взглядов Богданова и его сторонников на реферате в Женеве в мае 1908 года.

«Материализм и эмпириокритицизм» – главный философский труд В. И. Ленина. Его историческое значение состоит в дальнейшем развитии марксистской философии, в ответе на коренные философские вопросы, вставшие в тот период перед партией, в философском обобщении новейших достижений естествознания. В нем Ленин подверг всесторонней критике реакционную буржуазную идеалистическую философию и философский ревизионизм. Работа «Материализм и эмпириокритицизм» – образец большевистской партийности в борьбе против врагов марксизма, в которой органически сочетаются страстная революционность и глубокая научность.

Творчески развивая учение К. Маркса и Ф. Энгельса, В. И. Ленин всесторонне разработал, применительно к новым историческим условиям, все составные части марксизма, в том числе диалектический и исторический материализм. Каждое произведение Ленина, даже если оно не посвящено специально философским проблемам, является образцом применения материалистической диалектики, как наиболее глубокого и всестороннего учения о развитии, к анализу исторической обстановки, экономических и политических явлений общественной жизни.

Ф. Энгельс отмечал, что с каждым составляющим эпоху открытием даже в естественноисторической области материализм неизбежно должен изменять свою форму (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения в двух томах, т. II, 1955, стр. 353–354). В изменившихся исторических условиях, когда капитализм вступил в империалистическую стадию своего развития, когда началась революция в естествознании, именно В. И. Ленин придал философскому материализму новый вид. Особенно большое значение в дальнейшей разработке диалектического материализма имела книга «Материализм и эмпириокритицизм» – классическое произведение ленинского этапа в развитии марксистской философской мысли.

Книгу «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин писал в тот период истории России, когда царское самодержавие, подавив революцию 1905–1907 годов, установило в стране жестокий полицейский террор, когда во всех областях общественной жизни свирепствовала реакция. «Упадок, деморализация, расколы, разброд, ренегатство, порнография на место политики. Усиление тяги к философскому идеализму; мистицизм, как облачение контрреволюционных настроений», – так охарактеризовал В. И. Ленин обстановку в стране после поражения первой русской революции (Сочинения, 4 изд., том 31, стр. 11). Идеологическое оправдание контрреволюции, возрождение религиозной мистики наложили свой отпечаток на науку, литературу, искусство. В философии господствовали наиболее реакционные формы идеализма, отрицавшие закономерный характер развития природы и общества и возможность их познания. В буржуазной среде, особенно в кругах интеллигенции, широкое распространение получило «богоискательство» – реакционное религиозно-философское течение, представители которого утверждали, что русский народ «потерял бога» и задача заключается в том, чтобы «найти» его. В литературе и искусстве превозносились культ индивидуализма, аполитичность, «чистое искусство», отказ от революционно-демократических традиций русской общественной мысли. Контрреволюционные силы делали все возможное, чтобы оклеветать рабочий класс и его партию, подорвать теоретические основы марксизма. В этих условиях защита марксистской философии встала как важнейшая и неотложная задача.

В. И. Ленин отмечал, что при богатстве и разносторонности идейного содержания марксизма в различные исторические периоды выдвигается на первый план то одна, то другая его сторона. Если накануне революции 1905–1907 годов основное значение имело применение экономического учения Маркса к российской действительности, а в период революции – вопросы тактики, то после революции на первый план выдвинулась марксистская философия. «Время общественной и политической реакции, – писал Ленин, – время «перевариванья» богатых уроков революции является не случайно тем временем, когда основные теоретические, и в том числе философские, вопросы для всякого живого направления выдвигаются на одно из первых мест» (Сочинения, 4 изд., том 17, стр. 54). Подобно тому как накануне первой русской революции Ленин опроверг либерально-народнические теории и применил экономическое учение Маркса к условиям России, а в годы революции – противопоставил оппортунизму меньшевиков единственно правильную большевистскую тактику, так в годы реакции Ленин разгромил махистскую ревизию марксизма, всесторонне разработал марксистскую философию, показал, что только она одна может служить теоретическим основанием деятельности пролетарской партии, ее стратегии и тактики, ее политической линии.

Реакция, свирепствовавшая в России, не была «чисто русским» явлением. Буржуазия во всех странах в эпоху империализма круто поворачивала, как писал Ленин, от демократии к «реакции по всей линии» – в экономике, политике, идеологии. В конце XIX – начале XX века в Европе распространилась так называемая философия «критического опыта» – эмпириокритицизм, или махизм. Возникшая как одна из разновидностей позитивизма, она претендовала на роль «единственно научной» философии якобы преодолевшей односторонности как материализма, так и идеализма, хотя на деле за этой формой скрывалась субъективно-идеалистическая, реакционная сущность. Под влияние эмпириокритицизма попали некоторые видные ученые (А. Пуанкаре, А. Эйнштейн и другие). Ряд социал-демократов, считавших себя «учениками Маркса», увидели в махизме «последнее слово науки», призванное «заменить» диалектико-материалистическую философию марксизма; махистская ревизия философских основ марксизма была проявлением международного оппортунизма. Один из лидеров германской социал-демократии К. Каутский считал возможным «дополнить» марксизм махистской гносеологией, на той же точке зрения стоял австрийский социал-демократ Ф. Адлер. В письме А. М. Горькому 31 января (13 февраля) 1908 года Ленин указал на связь оппортунизма с философским идеализмом: «Материализм, как философия, везде у них в загоне. «Neue Zeit», самый выдержанный и знающий орган, равнодушен к философии, никогда не был ярым сторонником философского материализма, а в последнее время печатал, без единой оговорки, эмпириокритиков… Все мещанские течения в социал-демократии воюют всего больше с философским материализмом, тянут к Канту, к неокантианству, к критической философии» (Сочинения, 4 изд., том 34, стр. 336).

В России наряду с открытыми врагами пролетариата и его партии (В. В. Лесевичем, В. М. Черновым и др.) с проповедью махизма выступила группа социал-демократической интеллигенции, в которую входили как меньшевики – Н. Валентинов, П. С. Юшкевич и другие, так и примыкавшие к большевикам А. Богданов, В. Базаров, А. В. Луначарский и другие, использовавшие махизм для ревизии диалектического материализма. При этом Богданов и его единомышленники выступали с ревизией не только философских, но и тактических принципов пролетарской партии, отстаивали сектантскую тактику «отзовизма», отказывались от использования легальных возможностей в политической борьбе. В условиях идейного разброда в годы реакции махистская ревизия марксизма, направленная на подрыв теоретических основ партии, на идейное разоружение пролетариата, представляла собой серьезную опасность, которая усугублялась тем обстоятельством, что махисты, особенно А. В. Луначарский, пытались сделать из социализма новый вид религии (так называемое «богостроительство»), считая, что в религиозной форме социализм будет «ближе и понятнее» русскому народу. Необходимо было показать реакционную сущность махизма, защитить марксизм, разъяснить основные вопросы диалектического материализма, дать диалектико-материалистическое объяснение новым открытиям естествознания. Эти задачи выполнил В. И. Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм».

Ленин считал необходимым как можно скорее издать «Материализм и эмпириокритицизм». «… Важно, чтобы книга вышла скорее, – писал он. – У меня связаны с ее выходом не только литературные, но и серьезные политические обязательства» (Сочинения, 4 изд., том 37, стр. 352). Он торопил с изданием книги потому, что в июне 1909 года предстояло совещание расширенной редакции газеты «Пролетарий» (фактически Большевистского центра), на котором должен был произойти решительный бой с Богдановым и его сторонниками.

Против махистской ревизии марксизма выступал и Г. В. Плеханов, о чем положительно отзывался Ленин. Но критика махизма Плехановым носила ограниченный характер; в его работах игнорировалась связь махизма с кризисом естествознания и допускались ошибки при изложении диалектического материализма. Более того, исходя из своих фракционно-меньшевистских взглядов, Плеханов пытался найти связь между махизмом и большевизмом, нанося тем самым серьезный ущерб делу защиты марксистской теории от ревизионизма. Ревизионисты в области марксистской философии были разгромлены благодаря последовательной борьбе большевиков во главе с В. И. Лениным, решающую роль в которой сыграла книга «Материализм и эмпириокритицизм». Эта борьба имела огромное международное значение, она разбила утверждения оппортунистических лидеров II Интернационала о том, что философия якобы не связана с политикой, что философские взгляды каждого члена партии являются его частным делом, что можно быть марксистом, не будучи диалектическим материалистом в философии.

В отличие от эпохи К. Маркса и Ф. Энгельса, когда на первом плане стояла задача развития и защиты материалистического понимания истории и материалистической диалектики, на рубеже XIX–XX веков решающее значение в борьбе против философского идеализма приобрела защита и развитие марксистского философского материализма и диалектико-материалистической теории познания. Буржуазные философы стремились теоретически доказать невозможность познания объективной реальности, утверждали, что понятие материи «устарело», сводили задачу науки к «анализу ощущений» и т. п. Эту враждебную науке идеалистическую философию махисты пытались подкрепить новейшими открытиями естествознания, выдать за последнее слово науки. В. И. Ленин доказал несостоятельность подобных попыток, которые по существу означали возрождение субъективно-идеалистических взглядов Беркли и Юма.

Ленин вскрыл социальные, классовые корни махизма, показал, что он служит интересам буржуазии в ее борьбе против пролетариата, против его мировоззрения – диалектического и исторического материализма. Вместе с тем Ленин окончательно разоблачил реакционный характер махистской ревизии марксизма, раскрыл идеалистическую, антимарксистскую сущность «эмпириомонизма» Богданова, «эмпириосимволизма» Юшкевича и т. п.

В борьбе против реакционной идеалистической философии В. И. Ленин отстоял марксистский философский материализм. Развивая его основные положения, он дал классическое определение материи, явившееся обобщением всей истории борьбы материализма с идеализмом и метафизикой и новых открытий естествознания. «Материя, – писал Ленин, – есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них» (настоящий том, стр. 131). Материю Ленин рассматривает в неразрывной связи с движением, подчеркивает, что объективная реальность и есть движущаяся материя. Ленинское определение материи играет важную роль в борьбе против современной идеалистической философии, представители которой, фальсифицируя достижения естествознания, также пытаются доказать «духовный характер» бытия, возможность уничтожения материи, превращения ее в энергию, которую они рассматривают как некую «нематериальную сущность» и т. п.

В книге «Материализм и эмпириокритицизм» получила дальнейшее развитие данная Ф. Энгельсом формулировка основного вопроса философии – о соотношении материи и сознания. Указывая на первичность материи по отношению к сознанию, Ленин подчеркнул, что абсолютная противоположность материи, бытия и сознания, мышления ограничивается пределами «основного гносеологического вопроса», что «за этими пределами относительность данного противоположения несомненна» (стр. 151).

Великая заслуга Ленина состоит в том, что в борьбе против субъективного идеализма и агностицизма он всесторонне развил марксистское учение о познаваемости мира, теорию отражения. Ленин отстоял материалистическое понимание психического, сознания как высшего продукта материи, как функции человеческого мозга, подчеркнул, что мышление, сознание есть отражение внешнего мира. Он дал замечательное определение ощущения как субъективного образа объективного мира, подверг критике агностическую теорию символов, или иероглифов, согласно которой ощущения являются лишь условными знаками, а не изображениями реальных вещей. Эта теория и в наши дни проповедуется представителями различных направлений современной буржуазной философии и ленинская критика ее имеет актуальное значение.

Ленин раскрыл сложный, диалектический процесс познания, показал, что диалектика и есть теория познания марксизма. К этому важнейшему положению, сформулированному Лениным позднее, в 1914–1915 годах, в работе «Карл Маркс» и в «Философских тетрадях», подводит весь ход ленинских рассуждений о сущности марксистской теории познания в книге «Материализм и эмпириокритицизм». «В теории познания, как и во всех других областях науки, – писал он, – следует рассуждать диалектически, т. е. не предполагать готовым и неизменным наше познание, а разбирать, каким образом из незнания является знание, каким образом неполное, неточное знание становится более полным и более точным» (стр. 102). Замечательным примером применения диалектики к исследованию процесса человеческого познания является данный в работе «Материализм и эмпириокритицизм» анализ учения об истине. В. И. Ленин определяет истину как сложный, противоречивый процесс развития знания и рассматривает его с двух сторон: в противоположность различным формам субъективного идеализма, агностицизма он подчеркивает объективность, независимость от субъекта содержания наших знаний; в то же время Ленин указывает, что познание есть процесс развития относительной истины в абсолютную, противопоставляя тем самым диалектико-материалистическое учение об истине как релятивизму, так и метафизике. «… Человеческое мышление, – писал Ленин, – по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания» (стр. 137).

В. И. Ленин раскрыл значение практики в процессе познания как основы и цели познания, как критерия истины, показал, что точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной в теории познания, что она неизбежно приводит к материализму. В своей книге В. И. Ленин указывал, что истинность марксизма подтверждается всем ходом развития капиталистических стран за последние десятилетия. В наши дни истинность марксистской теории подтверждается не только развитием классовой борьбы в странах капитала, но и практикой строительства социализма и коммунизма в странах мировой социалистической системы. Ревизионисты, как прежние, так и современные, стремятся фальсифицировать практику общественного развития и оправдать ревизию марксизма. Разоблачив попытки пересмотра основ марксистской теории, Ленин одновременно показал важность борьбы против догматизма, необходимость творческого подхода к марксизму. «Единственный вывод из того, разделяемого марксистами, мнения, что теория Маркса есть объективная истина, – писал он, – состоит в следующем: идя по пути марксовой теории, мы будем приближаться к объективной истине все больше и больше (никогда не исчерпывая ее); идя же по всякому другому пути, мы не можем прийти ни к чему, кроме путаницы и лжи» (стр. 146). Все содержание книги «Материализм и эмпириокритицизм» является глубоким обоснованием возможности объективного познания законов природы и общества, проникнуто убеждением в могущество и силу человеческого разума. Разработка В. И. Лениным научной, диалектико-материалистической теории познания является блестящим образцом творческого развития диалектического материализма.

В конце XIX – начале XX века в естествознании началась подлинная революция: были открыты рентгеновские лучи (1895), явление радиоактивности (1896), электрон (1897), при изучении свойств которого обнаружили изменчивость его массы в зависимости от скорости, радий (1898) и т. д. Развитие науки показало ограниченный характер существовавшей до тех пор физической картины мира. Начался пересмотр целого ряда понятий, выработанных прежней, классической физикой, представители которой стояли, как правило, на позициях стихийного, неосознанного, часто метафизического материализма, с точки зрения которого новые физические открытия казались необъяснимыми. Классическая физика исходила из метафизического отождествления материи как философской категории с определенными представлениями о ее строении. Когда же эти представления коренным образом изменились, философы-идеалисты, а также отдельные физики, стали говорить об «исчезновении» материи, доказывать «несостоятельность» материализма, отрицать объективное значение научных теорий, усматривать цель науки лишь в описании явлений и т. п.

В. И. Ленин указывал, что возможность идеалистического истолкования научных открытий содержится уже в самом процессе познания объективной реальности, порождается самим прогрессом науки. Так, закон сохранения и превращения энергии был использован В. Оствальдом для обоснования «энергетизма», для доказательства «исчезновения» материи и превращения ее в энергию. Проникновение вглубь атома, попытки выделить его элементарные составные части привели к усилению роли математики в развитии физических знаний, что само по себе было положительным явлением. Однако математизация физики, а также принцип релятивизма, относительности наших знаний в период коренного изменения физической картины мира способствовали возникновению кризиса физики и явились гносеологическими источниками «физического» идеализма. В действительности новые открытия в физике, как показал В. И. Ленин, не только не опровергали, а, наоборот, подтверждали диалектический материализм, к которому подводило все развитие естествознания. Характеризуя сложный путь развития физики, ее стихийные поиски правильной философской теории, В. И. Ленин писал: «Современная физика… идет к единственно верному методу и единственно верной философии естествознания не прямо, а зигзагами, не сознательно, а стихийно, не видя ясно своей «конечной цели», а приближаясь к ней ощупью, шатаясь, иногда даже задом» (стр. 332).

Глубокий переворот во взглядах на природу, начавшийся на рубеже XIX–XX веков, совпал с усилением общественно-политической реакции, вызванным переходом капитализма в новую, империалистическую стадию своего развития. В этих условиях идеалистическая философия, воспользовавшись революцией в физике, сделала попытку вытеснить материализм из естествознания, навязать физике свое гносеологическое объяснение новых открытий, примирить науку и религию. «Суть кризиса современной физики, – писал Ленин, – состоит в ломке старых законов и основных принципов, в отбрасывании объективной реальности вне сознания, т. е. в замене материализма идеализмом и агностицизмом» (стр. 272–273). Эта «замена» облегчалась еще и тем, что сами условия жизни ученого в капиталистическом обществе толкают его к идеализму и религии.

В. И. Ленин не только проанализировал суть кризиса физики, но и определил путь выхода из него – усвоение физиками диалектического материализма. Развитие естествознания в СССР и других социалистических странах, работы прогрессивных ученых капиталистических стран подтвердили ленинское предвидение.

В книге «Материализм и эмпириокритицизм» дано философское обобщение новых открытий естествознания, к которым Ленин подошел как философ, вооруженный наиболее прогрессивным методом мышления, которого как раз недоставало специалистам-физикам. Этот метод – материалистическая диалектика, в категориях которой только и может быть правильно отражена объективная диалектика природы. Этот метод, в противоположность как метафизике, так и релятивизму, настаивает, по словам Ленина, на приблизительном, относительном характере наших знаний о строении и свойствах материи, на отсутствии абсолютных граней в природе, на превращении движущейся материи из одного состояния в другое и т. п.

Исходя из материалистической диалектики, Ленин выдвинул положение о неисчерпаемости материи. «Электрон, – писал он, – так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна, но она бесконечно существует, и вот это-то единственно категорическое, единственно безусловное признание ее существования вне сознания и ощущения человека и отличает диалектический материализм от релятивистского агностицизма и идеализма» (стр. 277–278). Эта замечательно глубокая ленинская мысль была всесторонне подтверждена дальнейшим развитием науки (открытием искусственной радиоактивности, сложной структуры атомного ядра, современной теорией «элементарных» частиц и т. д.).

В своей книге В. И. Ленин рассмотрел и такие философские проблемы естествознания, как вопрос о качественном многообразии материи и форм ее движения, принцип причинности, вопрос об объективной реальности пространства и времени как основных форм существования материи и другие. Эти ленинские идеи явились результатом обобщения с позиций диалектического материализма целого этапа в развитии естествознания, в особенности физики, знаменующего собой начало продолжающегося и в наши дни революционного переворота в науке и технике.

В книге «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленин показал неразрывное единство диалектического и исторического материализма, развил основные положения исторического материализма, прежде всего – положение об определяющей роли общественного бытия по отношению к общественному сознанию. Исторический материализм Ленин противопоставил идеалистической теории Богданова о тождестве бытия и сознания, а также антинаучным попыткам махистов подменить специфические закономерности общественного развития «социальной энергетикой», биологическими и другими естественнонаучными закономерностями.

В. И. Ленин раскрыл глубокую связь махизма с религией, показал, что идеализм как философское направление является важным средством сохранения и поддержания религии. В результате всестороннего изучения эмпириокритицизма, сопоставления его с другими разновидностями идеализма В. И. Ленин пришел к выводу, что идеализм «… есть только утонченная, рафинированная форма фидеизма, который стоит во всеоружии, располагает громадными организациями и продолжает неуклонно воздействовать на массы, обращая на пользу себе малейшее шатание философской мысли» (стр. 380). «Материализм и эмпириокритицизм» – произведение воинствующего пролетарского атеизма, основанного на последовательном научном мировоззрении – диалектическом и историческом материализме, непримиримого с какой бы то ни было формой защиты религии.

В борьбе с махистской ревизией марксизма В. И. Ленин обогатил марксистский принцип партийности науки, партийности философии. В своей книге Ленин разоблачил мнимую беспартийность буржуазной философии, прикрытую терминологическими ухищрениями и «ученой» схоластикой. Он показал, что развитие философии в антагонистическом, классовом обществе неизбежно проявляется в борьбе двух основных философских направлений – материализма и идеализма, выражающих, как правило, соответственно интересы прогрессивных и реакционных классов. Раскрывая антинаучность идеализма, Ленин противопоставляет ему материалистическую философскую традицию (от Демокрита до Фейербаха и Чернышевского), которая получила свое высшее развитие в марксистской философии. Историю философии В. И. Ленин рассматривает как борьбу «тенденций или линий Платона и Демокрита», подчеркивает, что новейшая философия так же партийна, как и две тысячи лет тому назад, что развитие философских идей органически связано с практикой политической борьбы и «беспартийные» люди в философии – такие же безнадежные тупицы, как и в политике.

Имея в виду реакционных буржуазных ученых, Ленин писал: «Ни единому из этих профессоров, способных давать самые ценные работы в специальных областях химии, истории, физики, нельзя верить ни в едином слове, раз речь заходит о философии» (стр. 363). Боящаяся объективного исследования закономерностей общественного развития, которые обрекают капитализм на гибель, буржуазия требует от своих «приказчиков» фальсификации его выводов, доказательства «вечности», «незыблемости» капиталистического строя. Именно поэтому буржуазная партийность враждебна объективности, научности. Однако пролетариат, призванный освободить человечество от эксплуатации и являющийся законным преемником всего культурного наследия человечества, в том числе и созданного буржуазным обществом, не может обойтись без усвоения культуры прошлого. «Задача марксистов, – писал В. И. Ленин, – суметь усвоить себе и переработать те завоевания, которые делаются этими «приказчиками»… и уметь отсечь их реакционную тенденцию, уметь вести свою линию и бороться со всей линией враждебных нам сил и классов» (стр. 364). Выполнение этой двуединой задачи, поставленной Лениным, играет важную роль в борьбе за построение коммунистического общества. В процессе строительства коммунизма, поскольку он осуществляется в условиях сосуществования двух противоположных общественных систем: социализма и капитализма, особое значение приобретает вторая сторона этой задачи – борьба с буржуазной идеологией, борьба, в которой важнейшую роль играет развитый В. И. Лениным принцип революционной пролетарской партийности.

Книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» сыграла выдающуюся роль в идейном вооружении большевистской партии, в борьбе против всех форм и разновидностей оппортунизма, всех и всяких фальсификаторов марксизма в рабочем движении России. В. И. Ленин подчеркнул в ней логическую стройность, последовательность диалектического материализма. «В этой философии марксизма, вылитой из одного куска стали, – писал он, – нельзя вынуть ни одной основной посылки, ни одной существенной части, не отходя от объективной истины, не падая в объятия буржуазно-реакционной лжи» (стр. 346). Эти замечательные слова В. И. Ленина подтвердились всем ходом развития марксистской философской мысли, ее победоносной борьбой против реакционного мировоззрения империалистической буржуазии.

Книга В. И. Ленина и в наши дни является боевым оружием коммунистических и рабочих партий в борьбе за чистоту марксистской теории против буржуазной идеологии и современного ревизионизма. Она учит глубоко научно, по-марксистски разбираться в явлениях современной общественной жизни, раскрывать закономерности ее развития, вырабатывать на этой основе стратегию и тактику классовой борьбы, вскрывать классовые и гносеологические корни ревизионизма. Разоблачая ухищрения ревизионистов в борьбе против марксизма, Ленин писал: «Все более тонкая фальсификация марксизма, все более тонкие подделки антиматериалистических учений под марксизм, – вот чем характеризуется современный ревизионизм и в политической экономии, и в вопросах тактики, и в философии вообще, как в гносеологии, так и в социологии» (стр. 351). Эти ленинские указания имеют особенно важное значение для борьбы против современных ревизионистов. Книга Ленина является образцом для борьбы против современной буржуазной философии и социологии, в ней разоблачены основные приемы и методы «критики» марксизма идеологами реакционной буржуазии: подмена закономерностей общественного развития биологическими, психологическими и иными «факторами», псевдогуманистическая защита человеческой личности, которой якобы пренебрегает марксизм, стремление фальсифицировать марксизм под видом его «развития» и т. п.

В. И. Ленин показал, а дальнейшее развитие естествознания подтвердило, что диалектический материализм есть единственно верная философия естествознания, наиболее последовательный и научный метод мышления. Ленинский труд помог многим прогрессивным ученым найти правильную дорогу в своих областях знания, порвать с идеалистической философией, перейти на позиции научного, диалектико-материалистического мировоззрения. Данный Лениным анализ развития естествознания на рубеже XIX–XX веков, глубокое философское обобщение достижений естествознания, его характеристика кризиса физики и определение пути выхода из него имеют важнейшее значение для борьбы против современной идеалистической фальсификации научных открытий, за победу диалектического материализма в естествознании, за дальнейший прогресс науки.

«Материализм и эмпириокритицизм» – великое произведение марксистской философии, имеющее огромное значение для овладения диалектико-материалистическим мировоззрением; и в наши дни философский труд В. И. Ленина продолжает служить делу борьбы против реакционной буржуазной философии и социологии, против ревизионизма и догматизма, делу познания и революционного преобразования мира.

Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС

Предисловие к первому изданию

Целый ряд писателей, желающих быть марксистами, предприняли у нас в текущем году настоящий поход против философии марксизма. Менее чем за полгода вышло в свет четыре книги, посвященные главным образом и почти всецело нападкам на диалектический материализм. Сюда относятся прежде всего "Очерки по (? надо было сказать: против) философии марксизма", СПБ., 1908, сборник статей Базарова, Богданова, Луначарского, Бермана, Гельфонда, Юшкевича, Суворова; затем книги: Юшкевича - "Материализм и критический реализм", Бермана - "Диалектика в свете современной теории познания", Валентинова - "Философские построения марксизма".

Все эти лица не могут не знать, что Маркс и Энгельс десятки раз называли свои философские взгляды диалектическим материализмом. И все эти лица, объединенные - несмотря на резкие различия политических взглядов - враждой против диалектического материализма, претендуют в то же время на то, что они в философии марксисты! Энгельсовская диалектика есть "мистика", - говорит Берман. Взгляды Энгельса "устарели", - мимоходом, как нечто само собою разумеющееся, бросает Базаров, - материализм оказывается опровергнутым нашими смелыми воинами, которые гордо ссылаются на "современную теорию познания", на "новейшую философию" (или "новейший позитивизм"), на "философию современного естествознания" или даже "философию естествознания XX века". Опираясь на все эти якобы новейшие учения, наши истребители диалектического материализма безбоязненно договариваются до прямого фидеизма (у Луначарского всего яснее, но вовсе не у него одного!), но у них сразу пропадает всякая смелость, всякое уважение к своим собственным убеждениям, когда дело доходит до прямого определения своих отношений к Марксу и Энгельсу. На деле - полное отречение от диалектического материализма, т. е. от марксизма. На словах - бесконечные увертки, попытки обойти суть вопроса, прикрыть свое отступление, поставить на место материализма вообще кого-нибудь одного из материалистов, решительный отказ от прямого разбора бесчисленных материалистических заявлений Маркса и Энгельса. Это - настоящий "бунт на коленях", по справедливому выражению одного марксиста. Это - типичный философский ревизионизм, ибо только ревизионисты приобрели себе печальную славу своим отступлением от основных воззрений марксизма и своей боязнью или своей неспособностью открыто, прямо, решительно и ясно "рассчитаться" с покинутыми взглядами. Когда ортодоксам случалось выступать против устаревших воззрений Маркса (например, Мерингу против некоторых исторических положений), - это делалось всегда с такой определенностью и обстоятельностью, что никто никогда не находил в подобных литературных выступлениях ничего двусмысленного.

Впрочем, в "Очерках "по" философии марксизма" есть одна фраза, похожая на правду. Это - фраза Луначарского: "может быть, мы" (т.е., очевидно, все сотрудники "Очерков") "заблуждаемся, но ищем" (стр. 161). Что первая половина этой фразы содержит абсолютную, а вторая - относительную истину, это я постараюсь со всей обстоятельностью, показать в предлагаемой вниманию читателя книге. Теперь же замечу только, что если бы наши философы говорили не от имени марксизма, а от имени нескольких "ищущих" марксистов, то они проявили бы больше уважения и к себе самим и к марксизму.

Что касается до меня, то я тоже - "ищущий" в философии. Именно: в настоящих заметках я поставил себе задачей разыскать, на чем свихнулись люди, преподносящие под видом марксизма нечто невероятно сбивчивое, путаное и реакционное.

Место рождения

Чернигов

Место смерти

Образование

Санкт-Петербургский университет, Историко-филологический факультет (1882)

Годы работы в университете

Этапы карьеры в университете

Основные вехи жизни, карьера вне университета

В 1890-1900х гг. преподавал историю детям царской фамилии. С 1903 г. директор Женского педагогического института. С 1908 г. член-корреспондент, с 1920 г. академик Академии наук. Член Русского исторического общества, преподавал на Бестужевских курсах. В 1918-1923 гг. П. - директор Археологического института и глава Петроградского отделения Главархива. В 1918-1929 гг. П. становится председателем Археографической комиссии, членом которой был с 1894 г. В 1925-1928 гг. директор БАН, в 1925-1929 гг. директор Пушкинского дома. С 1929 г. академик-секретарь Отделения гуманитарных наук и член Президиума АН. В 1930 г. вместе с учениками осужден на 5 лет по сфабрикованному «Академическому делу», за контрреволюционный заговор и за сокрытие важных исторических документов. Умер в ссылке в Самаре. Реабилитирован в 1967 г.

Премии

Уваровская премия (1890) за сочинение «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века, как исторический источник» (1888)

Область научных интересов, значение в науке

П. – крупнейший представитель «петербургской исторической школы» рубежа XIX-ХХ вв., чья деятельность и научные работы оказали фундаментальное влияние на развитие российской исторической науки. В методологическом плане П. представлял эмпирическое направление петербургской школы – свое представление об основах «исторического ремесла» ученый изложил, в частности, в «Обзоре источников летописного типа» (1905) и в курсе лекций по русской истории (последняя редакция – 1917 г.). Задача систематизации методов исторического исследования, выработанных петербургской научной традицией, была решена П. прагматически, в целях создания прочной основы для исторического построения. Так, П. намеренно упрощал понятие «исторический источник», сводя его к «письменному остатку старины». Источники подразделялись им на летописные и юридические, а критика источника на внешнюю и внутреннюю. Внешняя критика предусматривала рассмотрение внешней формы источника и отвечала на вопрос о «подделке», понятие которой, естественным образом, противопоставлялось понятию «подлинности». Внутренняя критика включала в себя «критику текста» (критика происхождения) и «критику факта». Критика факта имела целью установление истинности показания источника. Эта задача решалась путем выявления «угла зрения», с которого данный источник был создан. Из понимания П. задач «внешней критики» источника и «критики текста» вытекало и требование детального археографического описания источника. В своих «Лекциях по русской истории» П. допускал «построение общей схемы» того или иного исторического процесса, но только там, где «факты уже собраны и освещены» и отказывался понимать историю как «науку о законах исторической жизни человеческих обществ». В представлении лидера петербургской исторической школы «история есть наука, изучающая конкретные факты в условиях именно времени и места, и главной целью ее признается систематическое изображение развития и изменений жизни отдельных исторических обществ». При таком подходе методология исторического построения и синтеза фактически выводилась за пределы теоретической регламентации и оставалась сферой индивидуального творчества исследователя. Это обстоятельство предопределило многообразие и разность историко-теоретических воззрений многочисленных учеников П. (в том числе таких известных строителей «схем» русской истории как Н.П. Павлов-Сильванский и А.Е.Пресняков). Для самого же П. проблемы построения «схемы русской истории» были вторичны, и в своих лекциях по русской истории, как показано в историографии, он в целом следовал схемам В.О.Ключевского. В то же время весьма существенен вклад П. в разработку ряда конкретно-исторических проблем (опричнина, земские соборы, личность Петра Великого и др.) , но прежде всего – в историю Смуты начала XVII в., комплексную реконструкцию хода которой П. создал, опираясь и вводя в научный оборот огромный источниковый материал. П. являлся крупнейшим деятелем и организатором науки и образования своего времени. Немаловажными обстоятельствами, помогавшими успеху административных начинаний П., были его позиция убежденного «государственника» (в связи с чем, П. иногда причисляют к т.н. «консервативной» или «охранительной» историографии) и способность вести диалог с властью при различных политических режимах. С конца 1890-х по конец 1920-х гг. П. играл ведущую роль в деятельности Археографической комиссии, координируя ее издательские предприятия и возглавляя работу по выработке правил издания исторических документов. В 1900-1910-ее гг. П. организатор и первый директор Женского Педагогического института, руководитель ряда проектов в ведущих научных обществах начала ХХ в. – Русского исторического общества и Общества любителей древней письменности. После 1917 г. П. прочно занял позицию неформального лидера «старой школы», группировавшейся вокруг системы учреждений РАН, ряд ключевых постов в которой занимал П. В литературе подчеркивается значение П. как одного из основных организаторов архивного дела в первые годы советской власти. Несмотря на трагическую судьбу (арест в 1930 г. и гибель в ссылке), П., начиная со второй половины 1930-х гг. приобретает статус «классика» в советской историографии, а в постсоветскую эпоху П. оказывается одним из наиболее изучаемых в исследовательской литературе представителей российской исторической науки XIX-XX вв.

Диссертации

1888МагистерскаяДревнерусские сказания и повести о смутном времени XVII в., как исторический источник 1899ДокторскаяОчерки по истории смуты в Московском государстве XVI – XVII вв.

Год защиты	Тип диссертации	Название диссертации

Основные курсы

Основные труды

1. Собрание сочинений в 6 тт. [Продолж. изд.]. М., 2003-2010. Т.1-2.;
2. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века, как исторический источник. СПб., 1888. 372с. [Электронный ресурс ]
3. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. СПб., 1899. 665с. [Электронный ресурс ]
4. К истории Московских земских соборов СПб., 1905. 88с. [Электронный ресурс ]
5. Московское правительство при первых Романовых. СПб., 1906. 56с. [Электронный ресурс ]
6. Статьи по русской истории (1883-1902). СПб., 1912. [Электронный ресурс ]
7. Лекции по русской истории. Пг., 1917. 748с. [Электронный ресурс ]
8. Борис Годунов. Пг., 1921. 157с. [Электронный ресурс ]
9. Иван Грозный Пг., 1923. 160с. [Электронный ресурс ]
10. Москва и Запад в XVI-XVII вв. Л., 1925. 150с. [Электронный ресурс ]
11. Проблема русского Севера в Новейшей историографии. Л., 1929. 114 с.
12. Академик С.Ф.Платонов: переписка с историками. М., 2003-2011. Т.1-2.

Основная биобиблиография

Библиография: Романов Б.А. , Список трудов С. Ф. Платонова, // Сб. ст. по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову, Пг., 1922. С. VI-XII; Список печатных трудов академика С. Ф. Платонова с 1923 г. / Подгот. В. А. Колобков // АЕ за 1993 год. М., 1995. С. 319-320.

Лит.: Сб. ст. по русской истории, посвященных С.Ф. Платонову, Пг., 1922. Цамутали А.Н. Глава петербургской исторической школы: Сергей Фёдорович Платонов // Историки России. XVIII - начало XX века. М., 1996. С. 538-552; Брачев В.С. Русский историк С.Ф. Платонов. Учёный. Педагог. Человек. СПб., 1997; Мамонтова М. А. С.Ф. Платонов, поиск модели исторического исследования: дис. ... к. и. н. Омск, 2002; Шмидт С.О. Сергей Федорович Платонов (1860 1933) // Путь историка: Избранные труды по источниковедению и историографии. М.,1997. С.495-554.; Шмидт С.О. Сергей Фёдорович Платонов (1860-1933) // Портреты историков: Время и судьбы. Т. 1. М.; Иерусалим, 2000. С. 100-135; Ростовцев Е.А. А. С. Лаппо-Данилевский и С.Ф. Платонов (к истории личных и научных взаимоотношений) // Проблемы социального и гуманитарного знания: Сб. научных работ. Вып. I. СПб., 1999. С. 128-165; Брачев В.С. Крёстный путь русского историка. Академик С.Ф. Платонов и его «дело». СПб., 2005.; Брачев В.С. Травля русских историков. СПб., 2006; Брачев В.С. Служители исторической науки: академик С. Ф. Платонов, профессор И. Я. Фроянов. СПб., 2010; Митрофанов В.В. С.Ф.Платонов и развитие истории образования в России (до 1917 г.). Лангепас; Екатеринбург, 2009. Шмидт С.О. Историк С.Ф. Платонов – ученый и педагог (к 150-летию со дня рождения). М.,2010; Митрофанов В.В. С. Ф. Платонов и научно-краеведческие общества, архивные комиссии России. Челябинск,2011; Памяти академика С.Ф.Платонова: исследования и материалы / Сб. статей под ред. А.Ю.Дворниченко, С.О.Шмидта. СПб., 2011. 502с.Авторский коллектив: А.А. Амосова, В.В. Андреева, Д.А. Баринов, А.Ю. Дворниченко,Т.Н. Жуковская, И.П. Потехина, Е.А.Ростовцев, И.В. Сидорчук, А.В. Сиренов, Д.А. Сосницкий, И.Л. Тихонов, А.К.Шагинян и др.

Сетевой биографический словарь профессоров и преподавателей Санкт-Петербургского университета (1819-1917). СПб., 2012-.
Ред. коллегия: проф.Р.Ш. Ганелин (руковод. проекта), проф. А.Ю. Дворниченко /отв. ред/, доц. Т.Н.Жуковская, доц. Е.А.Ростовцев /отв. ред./, доц. И.Л. Тихонов. Авторский коллектив: А.А. Амосова, В.В. Андреева, Д.А. Баринов, Ю.И. Басилов, А.Б. Богомолов, А.Ю. Дворниченко,Т.Н. Жуковская, А.Л. Корзинин, Е.Е. Кудрявцева, С.С. Мигунов, И.А. Поляков, И.П. Потехина, Е.А. Ростовцев, А.А. Рубцов, И.В. Сидорчук, А.В. Сиренов, Д.А. Сосницкий, И.Л. Тихонов, А.К.Шагинян, В.О. Шишов, Н. А. Шереметов и др.

Петербургская историческая школа (XVIII - начало XX вв.): информационный ресурс. СПб., 2016-.
Ред. коллегия: Т.Н. Жуковская, А.Ю. Дворниченко (руковод. проекта, отв. ред.), Е.А. Ростовцев (отв. ред.), И.Л. Тихонов
Авторский коллектив: Д.А. Баринов, А.Ю. Дворниченко,Т.Н. Жуковская, И.П. Потехина, Е.А.Ростовцев, И.В. Сидорчук, Д.А. Сосницкий, И.Л. Тихонов и др.

Окончил историко-филологический факультет Петербургского университета (1882). Магистерская диссертация: «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII в. как исторический источник» (1888). Докторская: «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI - XVII вв.» (1899). Доцент (1888), профессор (1890) кафедры русской истории, декан историко-филологического факультета (1900-05). Вел занятия на , в , Женском педагогическом институте (директор в 1903-16), а Академии Генерального штаба, Александровской военно-юридической академии. Преподавал историю в царской семье. Член-корр. Петербургской АН (1909), академик РАН (1920).

После Октябрьской революции пошел на сотрудничество с большевиками, внес значительный вклад в сохранение архивов России. Председатель Археографической комиссии (1918-29), директор Археологического института (1918-23), заведующий Петроградским отделением Главархива (1918-23), директор Пушкинского Дома (1925-29), директор Библиотеки АН СССР (1928-29). Академик-секретарь отделения гуманитарных наук АН СССР (1929). В 1930 арестован по т.н. «Академическому делу» и сослан в Самару. Исключен из АН, восстановлен в 1968.

Основным направлением исследований являлась история Смуты, которую анализировал не только с политической, но и социально-экономической точки зрения. Рассматривал Смуту как постепенное сползание всех социальных групп Московского государства в кризис. По Платонову, кризис политический (пресечение династии и борьба за власть внутри высших слоев) переходит в кризис социальный (вовлечение в военное противостояние различных социальных слоев и представителей национальностей) и, наконец, заканчивается объединением всех «здоровых сил общества» для борьбы с интервенцией и анархией. Решающую роль сыграли «средние слои» (купечество, средние землевладельцы, зажиточные ремесленники и т.д.). Исследования Платонова по истории Смуты стали классикой и не утратили своего научного значения до сих пор. Являлся автором популярного курса лекций для высшей школы и учебников для средних учебных заведений.

Сочинения:

Древнерусские сказания и повести о Смутном времени как исторический источник. СПб., 1888;

Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI-XVII вв.: Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время. СПб., 1899;

Лекции по русской истории. СПб., 1899;

Борис Годунов. Пг., 1921;

Иван Грозный. Пг., 1923;

Прошлое русского севера: Очерки по истории колонизации Поморья. Пг., 1923;

Москва и Запад в XVI-XVII веках. Л., 1926;

Академик С.Ф. Платонов: Переписка с историками: В 2 т. М., 2003-2011. Т. 1-2;

Собрание сочинений в 6 томах. М., 2010-2013. Т. 1-3. (продолжающееся издание).

Сергей Федорович Платонов - русский историк, академик Российской академии наук (1920), профессор Петербургского университета, глава «петербургской исторической школы», критик междисциплинарного подхода к методологии исторического познания, предложенного А.С. Лаппо-Данилевским; автор учебников по русской истории для высшей и средней школы; противник марксистско-ленинского «классового» подхода к изучению исторических процессов; главный обвиняемый по «академическому делу» 1929-1930 годов.

Ранние годы

С.Ф. Платонов родился 16 (28) июня 1860 года в Чернигове. Был единственным ребёнком в семье заведующего Черниговской губернской типографией Фёдора Платоновича Платонова и его жены Клеопатры Александровны (урождённой Хрисанфовой). В 1869 году родители – коренные москвичи - переехали в Санкт-Петербург, где отец будущего историка дослужился до управляющего типографией Министерства внутренних дел и получил дворянский титул.

В Петербурге Сергей Платонов учился в частной гимназии Ф. Ф. Бычкова. Каникулы юный гимназист проводил в доме московских родственников на окраине Петербурга. На семнадцатом году жизни долго и тяжело болел тифом.

Едва ли не первой книгой, прочитанной юным Платоновым, была подаренная ему отцом «История государства Российского» Н.М. Карамзина.

Однако о занятиях историей юноша вначале не помышлял. Он писал стихи и мечтал о карьере профессионального литератора. В 1878 году 18-летний Платонов поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Однако невысокий уровень преподавания литературоведческих дисциплин в университете и блестящие лекции профессора К. Н. Бестужева-Рюмина по русской истории определили его выбор в пользу последней.

Из факультетских профессоров на молодого Платонова оказали наибольшее влияние вышеупомянутый К. Н. Бестужев-Рюмин, отчасти В. Г. Васильевский, а также профессора юридического факультета В. И. Сергеевич и А. Д. Градовский – виднейшие представители первого поколения «петербургской исторической школы».

В университете С.Ф. Платонов включился в деятельность образованного по инициативе А.Ф. Гейдена в 1882 году студенческого Научно-литературного общества. Общество возглавлялось профессором О.Ф.Миллером. Активными членами Общества становятся студенты И.М. Гревс, С.Ф.Ольденбург, В.И.Вернадский, В.Г.Дружинин, Д.И.Шаховской, Н.Д.Чечулин, Е.Ф. Шмурло, А.С. Лаппо-Данилевский, М.А.Дьяконов и другие в будущем знаменитые учёные, преподаватели историко-филологического факультета.

Первоначально он намеревался посвятить свою магистерскую диссертацию общественному движению, которое создало ополчение князя Дмитрия Пожарского, но лишний раз убедился в правильности мысли о том, что всякое серьёзное исследование в области древней русской истории невозможно без тщательной разработки источников.

С подачи Бестужева-Рюмина, который одним из первых задумался над проблемами создания методологии исторического исследования, С.Ф.Платонов тоже решил пойти по пути разработки источников, избрав в качестве объекта историко-литературные памятники Смутного времени. Для решения поставленной задачи историк привлёк более 60 произведений русской письменности XVII века, изученных им по 150 рукописям, многие из которых оказались открытием для науки.

Работал молодой учёный, что называется «на совесть» - подготовке своей магистерской (кандидатской) диссертации на тему «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени ХVII века как исторический источник» он посвятил более 8 лет. Это в два раза больше того срока, который отводится в настоящее время аспирантам ведущих вузов страны на подготовку и защиту кандидатской диссертации.

В 1888 году (ещё до защиты) С.Ф. Платонов опубликовал свою магистерскую диссертацию в журнале министерства народного просвещения. Вскоре она вышла в виде монографии и была удостоена Уваровской премии Академии наук.

11 сентября того же года состоялась успешная защита диссертации на степень магистра русской истории, что позволило Платонову уже с 6 февраля 1889 года занять должность приват-доцента, а с 1890 года - профессора по кафедре русской истории Петербургского университета.

Профессор С.Ф.Платонов

Всю свою последующую жизнь, вплоть до середины 1920-х годов, учёный преподавал в университете: читал общий курс русской истории, курсы по отдельным эпохам и вопросам, вёл семинарские занятия. Из его семинариев вышли многие известные представители «нового» поколения петербургской исторической школы (П.Г.Васенко, П.Г.Любомиров, Н.П.Павлов-Сильванский, А.Е.Пресняков, Б.А.Романов и др.).

Исходя из высказанной С. М. Соловьёвым «широкой исторической идеи», согласно которой начало новой России следует искать не в реформах Петра I, а в событиях Смутного времени, профессор Платонов определил тему своей докторской диссертации: «Очерки по истории Смуты в Московском государстве ХVI–ХVII вв. (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время)» .

Спустя 9 лет, в 1899 году диссертация была успешно защищена и тут же вышла отдельной книгой.

Написанная на основе большого числа источников, превосходным литературным языком, эта работа – вершина научного творчества учёного. Используя теорию С.М. Соловьёва о борьбе родовых и государственных отношений в истории России, автор постарался вложить в эту теорию «конкретное содержание и на фактах показать, как погибал в Смуте старый порядок и в каких формах возникал новый порядок, в условиях которого создавалось современное государство». Главный смысл «политических несчастий и социального междоусобия» начала XVII века автор видел в смене господствующего класса – старой знати на дворянство. Среди предпосылок и движущей силы развития Смуты назывались формирование крепостного права, усиление феодального гнёта и социальная борьба «неимущих и обездоленных против богатых и знатных». Опричнина Ивана Грозного определялась Платоновым не как «каприз робкого тирана», а как продуманная система действий по разгрому «удельной аристократии».

В последующие годы профессор Санкт-Петербургского университета С.Ф.Платонов занимал в университете и других учебных заведениях целый ряд важных административных постов, читал лекции, занимался со студентами, состоял членом целого ряда исторических обществ. Единственным источником существования для него и его семьи были доходы от публикуемых произведений и жалование, получаемое на государственной службе. Скорее всего, в силу именно этих обстоятельств, никаких крупных трудов, кроме диссертации, С.Ф.Платонов более не создал.

За «Очерками по истории Смуты» последовала лишь серия популярных статей о деятелях Смутного времени (патриархе Гермогене, Лжедмитрии I и др.), о первых Романовых, Земском соборе 1648–1649, личности и деяниях Петра I.

Все историки науки и биографы Платонова сходятся на том, что последующую широкую известность историку принесли вовсе его научные монографии и статьи, знакомые лишь ряду специалистов. На долгие годы настольной книгой студенчества стали «Лекции по русской истории» (первое издание 1899) С.Ф.Платонова и его же «Учебник русской истории для средней школы» (в 2-х частях, 1909–1910). Отличавшиеся стройностью и доступностью изложения огромного фактического материала, учебники были необычайно популярными в дореволюционной высшей школе и «либеральных» гимназиях, сознательно отмежевавшихся от трудов одиозного монархиста Иловайского.

В 1895-1902 годах С.Ф.Платонов был приглашён (как один из наиболее талантливых университетских профессоров) в качестве преподавателя русской истории к Великим князьям Михаилу Александровичу, Дмитрию Павловичу, Андрею Владимировичу и Великой княгине Ольге Александровне. Однако особым расположением их брата, Николая II, он не пользовался. После 1917 года в бумагах царя обнаружили его записку о профессорах русской истории. В ней были такие строки: «Вполне приличен также и профессор Платонов, обладающий огромной эрудицией; но он сух и уже, несомненно, весьма мало сочувствует культу русских героев; конечно, изучение его произведений не может вызвать ни чувства любви к отечеству, ни народной гордости».

Увы, последний император не разбирался в тонкостях пересмотра позитивистской концепции российской историографии и никак не мог понять, что времена литератора-просветителя Карамзина давно прошли. Перед современной ему исторической наукой стояли совершенно другие задачи, разрешение которых не предполагало ни просветительства, ни воспитания любви к отечеству.

Непростые отношения Платонова с царствующим домом в какой-то степени разбивают миф об учёном, как об одиозном, «официальном» историке-монархисте, бытовавший в стенах Петербургского (а позднее и Ленинградского) университета.

С 1900 по 1905 год профессор Платонов был деканом историко-филологического факультета, одновременно возглавляя кафедру русской истории. По мнению многих коллег и позднейших исследователей, Сергей Фёдорович, используя весь свой авторитет и близость к царской семье, буквально спас факультет от правительственных репрессий, последовавших за студенческими волнениями 1899-1905 годов. Именно при нём на факультете сложился наиболее сильный профессорско-преподавательский состав, ставший гордостью столичного университета. При нём были определены на долгие годы вперёд пути развития «петербургской исторической школы».

В 1903 году профессор С.Ф.Платонов возглавил только что организованный Женский педагогический институт (первый в России женский вуз), который привёл в образцовое состояние.

В 1912 году к 30-летию преподавательской деятельности он был утверждён в звании заслуженного профессора, после чего в январе 1913 года вышел на пенсию, передав кафедру своему ученику С. В. Рождественскому и перейдя на ставку сверхштатного профессора.

В 1916 году, ввиду начавших его тяготить административных обязанностей, Платонов оставил директорство в Женском педагогическом институте. В том же году переехал со всем семейством в просторную квартиру на Каменноостровском проспекте.

«Петербургская школа»: Платонов и Лаппо-Данилевский

В отечественной историографии приводятся совершенно разные, порой прямо-таки полярные оценки взаимоотношений двух крупных учёных конца XIX- начала XX века, профессоров Петербургского университета – С.Ф.Платонова и А.С. Лаппо-Данилевского.

Основываясь на воспоминаниях, переписке и других свидетельствах, историки склонны говорить как о чисто личном, даже политическом конфликте «аристократа» и кадета-западника Лаппо-Данилевского и «разночинца», но монархиста-патриота С.Ф.Платонова, так и ограничивать сферу их противоречий лишь несогласием по организационным и методическим вопросам. Между тем, основная причина конфликта историков связана с глобальным методологическим расколом «петербургской исторической школы», произошедшим в 1900-1910 годы. Этот раскол, в конечном итоге, привёл к образованию двух направлений: теоретического (А.С. Лаппо-Данилевский) и эмпирического, условно связанного с именем С.Ф. Платонова. Фактически его можно было бы назвать именем любого из историков, выступавших с критикой теоретических построений Лаппо-Данилевского. С.Ф.Платонов на тот момент сосредоточил в своих руках вполне реальную власть на историко-филологическом факультете – главной кузнице исторических кадров страны. Платонов и его сторонники являлись прямыми преемниками старшего поколения историков петербургской школы (Бестужев-Рюмин, Васильевский, Замысловский и др.), трудам которых во многом свойственен эмпирический подход к пониманию исторического процесса.

Утвердив разработанный ими научно-критический метод в качестве базового в историческом исследовании, второе поколение петербургской школы так и не пришло к формулированию целостной системы методологии истории. Именно в этом и состояла основная причина расхождений сторонников С.Ф.Платонова и А.С. Лаппо-Данилевского, который взялся за решение методологических задач современной ему исторической науки.

Лаппо-Данилевский не разделял характерного для неокантианства противопоставления двух познавательных стратегий, а именно - выявление закономерностей (номотетический подход) в естественных науках и выявление способов организации неповторяющихся, специфических явлений (идеографический подход) в науках о духе, т.е. в исторической науке. В своём главном труде «Методология истории» (1910–1913) Лаппо-Данилевский показал, что оба эти подхода сосуществуют по отношению к историческому процессу, начиная с античности и до современности, и разделять их нельзя. Он доказывал, что оба подхода могут применяться в науках о культуре, равно как и в науках о природе. Оптимальным учёный считал применение к изучаемым объектам обоих подходов, позволяющих выявлять общее и специфическое в истории.

Платонов и целый ряд других преподавателей факультета, составивших «Кружок русских историков» (Н.Д.Чечулин, С. М.Середонин, С.Рождественский, В.Г. Дружинин и др.) весьма скептически отнеслись к теоретизированию сторонников Лаппо-Данилевского, считая, что перед исторической наукой стоят совершенно другие задачи.

И эта «теоретическая» вражда долгое время оставалась основным «камнем преткновения» в отношениях членов научного сообщества начала XX века. Молодым учёным, ученикам Платонова и Лаппо-Данилевского подчас приходилось маневрировать между двумя враждующими партиями, даже не всегда понимая основную причину этой вражды.

Так, историк молодого поколения А.Е. Пресняков, который одновременно учился и у Платонова, и у Лаппо-Данилевского, в одном из своих писем рассказывал, что коллеги искренне хотели примирить враждующие партии. Так, в марте 1894 года Пресняков присутствовал на банкете по случаю защиты докторской диссертации Г.В. Форстена. Профессора Платонов и Лаппо-Данилевский даже на банкете сидели у противоположных концов стола, окружённые своими сторонниками, словно бы образуя два враждебных лагеря.

«Мне это глаза кололо, - признаётся в письме Пресняков, - и я завел с Платоновым разговор по душе, о причинах такого деления. Он был необыкновенно искренен: и вообще такой был задушевный, что совсем меня тронул. Он разъяснил мне, что кружки – его и Лаппо-Данилевского различаются двумя признаками: те – дворяне по воспитанию, с хорошим домашним воспитанием, с обширными научными средствами, демократы по убеждению и по теории, люди с политическими стремлениями, с определенным складом политических взглядов, в которые догматически верят и потому нетерпимы к чужим мнениям; они же, т.е. платоновцы, разночинцы, люди другого общества, другого воспитания, с меньшим запасом научных сил, очень разнородные по убеждениям, только личною дружбой, а не каким-нибудь общим credo связанные между собой. По характеру ума они скептики – недовольные ныне господствующими порядками, не менее тех, они не видят средств бороться и переносят их по внешности – равнодушно, делая свое ученое и преподавательское дело и не пропагандируя своего недовольства, не требуя непременно согласия с собою и спокойно относясь к противоречиям и противоположным убеждениям, даже мало симпатичным. Они не сторонятся другого кружка, но тот игнорирует их; попытки сближения были и кончились обидой для них же».

Возможно, под воздействием этого разговора С.Ф.Платонов вскоре предложил тост, который А.Е.Пресняков описывает следующим образом: «Платонов… предложил чудный искренний тост, который должен будет иметь серьезные последствия – тост за выработку полной и тесной солидарности членов факультета, на которой держится та факультетская традиция, которая вырабатывает молодежь в хорошем направлении.» Увы! Один только Лаппо-Данилевский с противоположного конца стола пришел чокнуться. Остальные его «кружковцы» остались равнодушными, некоторые ушли по-английски, не прощаясь.

На наш взгляд, этот эпизод как нельзя лучше вскрывает причины не только личных, но и научных разногласий учёных. Одни (Лаппо-Данилевский и его сторонники), заранее считая коллег-историков неспособными к пониманию, не дали себе труда доступно объяснить им свою точку зрения; другие (Платонов и его «кружковцы»), в силу внушённых самими же себе «плебейских» комплексов, попросту не захотели услышать своих оппонентов.

Когда Лаппо-Данилевский, в обход С.Ф.Платонова, был избран в Академию наук, многие современники ставили ему в вину некие «происки и интриги», поминая о его близости к либерально-буржуазному большинству будущей кадетской партии, а также и президенту академии наук – великому князю Константину Константиновичу.

Однако уже после смерти Лаппо-Данилевского жена Платонова, Н.Н. Шамонина, ссылаясь на частное письмо В.Г. Васильевского, сообщила: в своём выборе академики руководствовались исключительно личными качествами претендента. Брались во внимание и такие факторы, как необременённость учёного семьёй и финансовыми проблемами. Если А.С. Лаппо-Данилевский был типичным «кабинетным учёным», теоретиком, то Сергей Фёдорович Платонов проявил себя как талантливый практик, администратор, организатор, преподаватель и педагог. Кроме того, он заведовал кафедрой, был деканом факультета, имел шестерых детей. Когда же ему ещё и научными изысканиями заниматься?

Раскол «петербургской исторической школы» был несколько сглажен октябрьскими событиями 1917 года. Когда нужно было спасать национальное достояние, учёные объединили свои усилия в работе различных комиссий по спасению памятников истории и культуры, архивов и библиотек. После неожиданной смерти Лаппо-Данилевского в 1919 году в научном сообществе возобладала точка зрения эмпиристов, впоследствии чисто физически «сведённых на нет» сторонниками марксистско-ленинской идеологии.

После 1917 года

Как отнёсся С.Ф.Платонов к событиям февраля 1917 года – неизвестно. Возможно, он их просто не заметил. А вот октябрьский переворот Платонов категорически не принял. Он никогда не считал его «революцией», ибо такая революция, по мнению историка, не подготовлена «ни с какой точки зрения», а программа советского правительства - «искусственна и утопична». Привлечённый Д.Б.Рязановым к сотрудничеству в деле спасения памятников истории и культуры, Платонов работал в междуведомственной комиссии по охране и устройству архивов упразднённых учреждений, затем – заместителем председателя Главного управления архивным делом, заведующим Петроградским отделением Главархива.

3 апреля 1920 года Общим собранием Российской Академии наук С.Ф.Платонов был избран (за большой вклад в развитие русской исторической науки) её действительным членом.

На рубеже 1920-х годов он задумывал большую работу о начале Русского государства, поговаривал и о необходимости пересмотра работ А. А. Шахматова (основоположника исторического изучения древнерусского летописания и литературы). Однако всем этим планам не было суждено осуществиться. В советское время были изданы лишь научно-популярные очерки Платонова «Борис Годунов. Образы прошлого» (1921), «Иван Грозный (1530–1584)» (1923), книги «Москва и запад в ХVI–ХVII веках» (1925) и «Петр Великий. Личность и деятельность» (1926), статьи о древнейшей колонизации русского Севера.

В своей исследовательской работе и научно-популярном творчестве Платонов продолжал руководствоваться теми же принципами, что и ранее:

«Миросозерцание моё, сложившееся к исходу XIX века, имело базой христианскую мораль, позитивистскую философию и научную эволюционную теорию… В сущности я остаюсь таким и в настоящую минуту. Атеизм чужд мне столько же, сколько и церковная догма». (Из «покаянной» записки Платонова в ОГПУ, октябрь 1930)

После инициированного М.Н.Покровским отстранения от архивной работы 1 августа 1925 года Платонов стал директором Пушкинского Дома (оставался им до 1929 года), а 22 августа того же года был избран директором Библиотеки Академии наук (БАН).

В том же году он будто бы запретил А. А. Введенскому (специалисту по истории Древней Руси) читать в Первом историческом исследовательском институте при ЛГУ в «духе времени» доклад о революции 1905 года на Урале и потребовал замены этого доклада докладом о Строгановской иконе.

В 1927 году навсегда завершил свою работу в ЛГУ.

11 июля 1928 года С.Ф.Платонов выступил в Берлине перед своими немецкими коллегами с докладом «Проблема русского Севера в новейшей историографии». Там же он имел контакты и с некоторыми представителями русской эмиграции, в том числе со своим бывшим учеником Великим князем Андреем Владимировичем, что в дальнейшем было использовано органами ОГПУ против историка.

«Академическое дело»

Трагическую роль в судьбе учёного сыграло так называемое «дело Академии наук» («академическое дело», «дело академиков», «дело Платонова и Тарле»).

12 октября 1929 года в управление ОГПУ по Ленинграду и области поступили агентурные сведения о хранении в Библиотеке Академии наук важных политических архивов, якобы не известных советской власти. Через комиссию по чистке аппарата Академии наук была организована проверка этих сведений. 19 октября председатель комиссии Ю.П. Фигатнер обнаружил в Библиотеке подлинные экземпляры манифестов об отречении от престола Николая II и его брата Михаила, документы ЦК партий кадетов и эсеров, некоторые другие материалы. Об этом незамедлительно был извещен И.В.Сталин.

Казалось бы: ну и что? Где же и быть документам, непосредственных фондообразователей которых уже не существует, как не в библиотеке Академии наук?

Об их наличии в фонде библиотеки официально сообщалось во ВЦИК ещё в 1926 году, но партийные лидеры (Сталин, Троцкий, Каменев и Зиновьев) в те времена были заняты более важными делами: делили власть. До царских манифестов и эсеровских протоколов руки дошли только в 1929 году. Тут как раз появилась возможность разом избавиться от всей инакомыслящей антимарксистской оппозиции в Академии и других научных учреждений Ленинграда.

Вину за «сокрытие» документов, естественно, возложили на Платонова. Академик пытался оправдываться: «Как непременный секретарь, так и сам я не придали особой актуальности документам и подвели их под действие постановления 16.11.1926 г. …О том, что правительство их ищет 12 лет, нам известно не было. …Тов. Фигатнер не различает терминов «архив» и «архивные материалы» и злоупотребляет первым.»

На самом деле, «сокрытие» документов было лишь поводом. Всё обстояло гораздо сложнее. Натянутые отношения, существовавшие между Политбюро ЦК ВКП(б) и Академией наук, наиболее остро проявились ещё в 1928 году, когда партийные органы предприняли попытку превратить научное учреждение, пользующееся достаточной свободой и автономией (так шло со времен старой России), в послушный бюрократический придаток системы. Усилить влияние центральных органов партии на Академию наук, учреждение сугубо беспартийное (в 1929 году среди 1158 ее сотрудников членами партии состояли лишь 16), можно было, введя в ее состав сильную группу коммунистов. Власть выдвинула кандидатами в действительные члены Академии наук восемь человек: Н. И. Бухарина, И. М. Губкина, Г. М. Кржижановского, М. Н. Покровского, Д. Б. Рязанова, А. М. Деборина, Н. М. Лукина и В. М. Фриче.

12 января 1928 года состоялось общее собрание, но избрало оно действительными членами только пять человек из списка (трое первых из них прошли с перевесом всего в один голос, а трое последних были забаллотированы). Спустя пять дней, президиум Академии был все-таки вынужден созвать новое собрание, чтобы «избрать» провалившуюся на первом собрании троицу. Выборы показали власти: в рядах Академии наук есть немало лиц, всё ещё способных оказать сопротивление решению самого Политбюро. Стала очевидной необходимость срочно провести «чистку» академических учреждений. Нашёлся и убедительный повод: сокрытие документов.

Идейным вдохновителем «чистки» и травли старых специалистов стал только что избранный в Академию историк М. Н. Покровский. В своём письме от 1 ноября 1929 года в Политбюро он предлагал радикально изменить структуру Академии наук, превратив её в обычное государственное учреждение: «Надо переходить в наступление на всех научных фронтах. Период мирного сожительства с наукой буржуазной изжит до конца». Централизация науки виделась Покровскому неким подобием коллективизации, а его призыв отобрать науку у ученых и передать ее четырём тысячам рабфаковцев, кончающим в 1929 году вузы, очень напоминал призывы к раскулачиванию.

Академик С.Ф.Платонов ещё в сентябре 1928 года отказался от директорства в БАН, а в марте 1929 года - от директорства в Пушкинском Доме. На мартовской сессии АН СССР 1929 года он был избран академиком-секретарём Отделения гуманитарных наук (ОГН) и членом Президиума АН, а 5 ноября 1929 года Политбюро постановило отстранить учёного от работы в Академии и снять со всех занимаемых им постов.

Платонов сам подал в отставку, но этим дело не ограничилось. В ночь с 12 на 13 января 1930 года историк был арестован вместе с младшей дочерью Марией чекистом А. А. Мосевичем по подозрению «в активной антисоветской деятельности и участии в контрреволюционной организации». При обыске на квартире Платоновых был найден револьвер иностранного производства, а также письма на имя Сергея Фёдоровича от Великого князя Константина Константиновича (младшего) и лидера партии кадетов П. Н. Милюкова. В частной переписке не содержалось ничего криминального: Великий князь был учеником Платонова, а П.Н.Милюков – братом его жены, Н.Н. Шамониной, к тому времени уже покойной. Но чекистам и этого было достаточно.

Вскоре в тюрьме оказалось много друзей академика Платонова и товарищей по профессии. В их числе Н.П.Лихачёв, М.К.Любавский, Е.В.Тарле, С.В.Бахрушин, П.Г. Васенко, Ю.В. Готье, В.Г.Дружинин, Д.Н.Егоров, В.И.Пичета, Б.А.Романов, А.И.Яковлев и др. Все они были представителями старой профессуры и не придерживались официальной марксистской идеологии.

На следствии Платонов вёл себя мужественно, несмотря на угрозы в отношении арестованных дочерей, и долго отказывался дать нужные показания. Как свидетельствуют ныне опубликованные материалы «академического дела», повод, послуживший причиной ареста историков, - хранение документов, подлежавших сдаче в государственные архивы – был забыт с первых же допросов. Из него нельзя было выжать политическую подоплёку с контрреволюционной окраской. И вот на свет появляется первое обвинение политического толка, сформулированное начальником следственного отдела 14 марта 1930 года. В нём Платонов уже обвиняется не в том, что хранил бумаги государственной важности, а в том, что возглавил «контрреволюционную монархическую организацию, ставившую своей целью свержение советской власти и установление в СССР монархического строя путем склонения иностранных государств и ряда буржуазных общественных групп к вооруженному вмешательству в дела Союза».

Сломал историка следователь А. А. Мосевич, указавший, что правдивые показания нужны не следствию, которому всё и так ясно, а истории. Учёный сдался и принял его правила игры: «Касаясь своих политических убеждений, должен сознаться, что я монархист. Признавал династию и болел душой, когда придворная клика способствовала падению царствующего Дома Романовых…»

Это было чистой правдой.

Далее в ход пошли доносы. В одном из них сообщалось, что в приватной беседе академик Платонов критиковал выбор эмиграции в пользу Великого князя Кирилла Владимировича как претендента на русский престол. Историк якобы указывал на более, с его точки зрения, подходящую кандидатуру своего ученика - Великого князя Андрея Владимировича. Платонов не стал этого отрицать.

Получив недостающее звено, следствие выдвинуло обвинение в создании Платоновым в Академии наук контрреволюционной монархической организации под названием «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России», целью которой являлось свержение советской власти и установление конституционно-монархического строя во главе с Великим князем Андреем Владимировичем. Причём роль будущего премьер-министра почему-то отводилась самому Платонову. Всего по делу «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России» проходило 115 человек.

Следствие продолжалось более года. 2 февраля 1931 года на чрезвычайном Общем собрании АН СССР её новый непременный секретарь, член ВКП(б) академик В. П. Волгин сообщил об установлении факта участия академиков С.Ф. Платонова, Е. В. Тарле, Н. П. Лихачёва и М. К. Любавского в контрреволюционном заговоре и предложил исключить их из состава действительных членов. После этого слово взял президент АН А. П. Карпинский. Стенограмма его выступления не сохранилась, но «Красная газета» сообщила о «контрреволюционной вылазке» учёного, который якобы назвал необязательным исключение Платонова и его коллег из Академии (каковое всё же состоялось).

Судебного разбирательства, даже закрытого, по «делу Академии наук» не было. Основные приговоры были вынесены в три приёма: в феврале 1931 года, тройкой ОГПУ в Ленинградском военном округе, затем в мае и в августе Коллегией ОГПУ. Пресса почти ничего не рассказывала об этом деле. Оставшиеся на свободе младшие коллеги и ученики академика Платонова из опасений за свою судьбу публично отреклись от своего учителя. Однако приговор для арестованных оказался сравнительно мягким - 5 лет ссылки. Но вовсе без жертв не обошлось. Шесть бывших офицеров, «принадлежащих к военной группе» «Всенародного союза» были приговорены к расстрелу. Рядовых членов «союза» коллегия ОГПУ приговорила к 5-10 годам лагерей.

Память

Ещё при жизни в советской стране Платонова признавали одним из самых знаменитых деятелей науки. Его автобиография была помещена в популярнейшем журнале «Огонёк» (№ 35 за 1927 год) под рубрикой «Страна должна знать своих учёных». Его окружили почётом и славой, даже выпускали за границу – представлять Советскую Россию на международных исторических форумах.

Но «академическое дело» 1929-30 годов поставило жирный крест на биографии русского учёного, предав его имя полному забвению.

В Советском Союзе не было напечатано ни одной книги об опальном историке. В советских трудах по русской историографии – и в учебных пособиях, и в академических «Очерках истории исторической науки в СССР» – характеристике жизни и творчества Платонова не отведено особой главы.

И хотя в 1937 году издали (уже в четвертый раз!) «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв.», а Высшая школа пропагандистов при ЦК партии опубликовала (правда, «для внутреннего пользования») фрагменты учебника Платонова для вузов, в первом издании Большой Советской энциклопедии предпочли вовсе обойтись без статьи о Сергее Фёдоровиче.

Лишь в книге «Русская историография», изданной в 1941 году Н.Л. Рубенштейном, по сей день остающейся наиболее научно-объективным обобщающим трудом об отечественной дореволюционной историографии, о Платонове написано в уважительно-серьёзном тоне, без дешёвых политических ярлыков. Однако в 1950-1970-е годы Платонова продолжали характеризовать как «наиболее яркого выразителя идеологии реакционного дворянства» в дореволюционный период, выступавшего «с позиции апологета самодержавия» и в послереволюционные годы.

Советские учёные, зажатые в узких рамках марксистско- ленинской идеологии, сводили развитие исторической науки преимущественно к развитию общественной мысли и отражению в ней актуальной общественно-политической ситуации. Их мало занимали философские и тем более нравственные основы мировоззрения историков. Период с середины 1890-х годов до революции 1917 года претенциозно определяли как время «кризиса буржуазно-дворянской исторической науки»; и взгляды историков, да и все их творчество, оценивали в зависимости от их соотношения с развитием мысли тех, кто придерживался воззрений Маркса и особенно Ленина. Платонову отводили место на правом фланге немарксистской исторической науки. При этом «немарксистское» нередко толковалось как «антимарксистское».

В 1967 году были полностью реабилитированы осуждённые по сфальсифицированному делу «О контрреволюционном заговоре в Академии наук». Платонова посмертно восстановили в звании академика. Но понадобилось еще более 20 лет, чтобы могли появиться первые журнальные статьи не только о последних годах жизни учёного, но и обо всём его жизненном пути.

В 1994 году издан первый выпуск подготовленного В.А. Колобковым Каталога архива академика С.Ф. Платонова. Публикацией «Дела по обвинению академика С.Ф. Платонова» начали многотомное издание следственных материалов «Академического дела 1929–1931гг.».

В конце 1990-х - начале 2000-х годов снова начали печатать сочинения Платонова – несколькими изданиями вышли его учебники для высшей и средней школы, в престижной академической серии «Памятники исторической мысли» – пятое издание «Очерков по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв.», сопровождённое статьями Е.В. Чистяковой. В 1993–1994 годах появилось двухтомное собрание сочинений Платонова по русской истории, подготовленное В.И. Старцевым и B.C. Брачевым, переизданы в виде книг и отдельные сочинения С.Ф. Платонова 1920-х годов. В томах «Археографического ежегодника» публиковались тексты Платонова, выявленные в архивах. В настоящее время ведётся серьёзная работа с архивными материалами его личного фонда – неопубликованными исследованиями (о земских соборах и другими), рецензиями, воспоминаниями, письмами. Между тем, процесс формирования фонда историка в отделе рукописей РНБ ещё не завершён: от родственников и потомков С.Ф.Платонова продолжают поступать небезынтересные материалы, связанные с личной жизнью и последними годами учёного в Самарской ссылке.

Как было сказано в советском журнале «Огонёк», страна должна знать своих учёных! Сочинения и биография выдающегося историка С.Ф.Платонова постепенно возвращаются отлучённому от них читателю, обогащая представления не только о прошлом нашего Отечества, но и об истории его изучения.

От себя же добавим, что тот, кто не знает и не хочет знать своих учёных и свою историю, рискует однажды проснуться и не узнать свою страну.

Елена Широкова

по материалам:

1. Брачев В.С. Русский историк С.Ф.Платонов: Ученый. Педагог. Человек. - СПб., 1997. 2-е изд.
2. Он же. Крестный путь русского историка: Академик С.Ф.Платонов и его «дело».- СПб., 2005 (переработанное издание).
3. Ростовцев Е. А. А. С. Лаппо-Данилевский и С. Ф. Платонов (к истории личных и научных взаимоотношений) // Проблемы социального и гуманитарного знания. Сб. научных работ. - СПб., 1999 - Вып.I. – C.128-165;
4. Он же. А.С. Лаппо-Данилевский и петербургская историческая школа.- Рязань, 2004. 352 с., ил.
5. Шмидт С. О.Сергей Федорович Платонов (1860-1933) // Портреты историков: Время и судьбы. В 2-х т.- М.-Иер., 2000.- Т.1. Отечественная история.- С. 100-135.
6. Использованы фото сайта